прошел, лучше этого ничего не придумаешь.
Перекинув за спину ружье, он заткнул пистолеты за пояс, а карабин держал в руке.
— Попробуем, попробуем! — продолжал Ворон. — Но, мой храбрец, если вы не обладаете проворством кошки или сомневаетесь в предстоящем пути, то пустите меня вперед. Если же уверены в себе, то мы с молодой девушкой пойдем позади. Если попадется вам медная шкура, заткните ей глотку, да топором выдайте паспорт на тот свет. А вы, чародейка, ступайте ножками легче снежных хлопьев, падающих на землю, не шелестите платьем по кустам, подберите его и летите, подобно воздушной фее.
Глава XVI
СИЛЬВИНА В ПЕЩЕРЕ
Они вышли из хижины. Гэмет остановился на минуту, пока все выбирались под открытое небо.
— Пробирайтесь на четвереньках и покажите ей, как надо идти, — шепнул он Тому Слокомбу.
— Кажется, я без вас знаю, что надо делать, — отвечал Том, — да и ангелочек не так уж неопытна в этом деле, как вы думаете. Скалистые горы! Когда она выпутается из этих опасностей, уж нахлопаюсь же я крыльями и накаркаюсь вдоволь!
Квакер наклонил свой богатырский стан к земле и с изумительной быстротой и гибкостью зашагал по степи. Ворон не отставал от него, а Сильвина летела за ними, словно легкое перышко. Часто Тому казалось, что она отстала, и он оглядывался, но всякий раз видел, как она, едва касаясь земли, поспевала за ними, обнаруживая больше присутствия духа и смелости, чем он полагал. Авраам часто останавливался и вдруг совсем припал к земле, говоря:
— Тише, если жизнь дорога вам! Друг-охотник, побереги девушку.
Слокомб заметил, что Гэмет пополз, уклоняясь от прямого направления, по которому прежде следовал. Но это обстоятельство только тогда поразило его, когда он наткнулся на тело, растянувшееся на земле. Вообразив, что это заснувший враг, Ворон обнажил было нож, но в ту минуту, как он готов был воспользоваться им, при свете мерцающих звезд он увидел глубокую рану, разделявшую голову жертвы на две половины. Из зияющей раны ручьями лилась кровь.
— Медведи и бизоны! — пробормотал он. — Что за мощная рука выдала ему последнюю болезнь!
Потом, обращаясь к Сильвине, сказал:
— Куда вы, красотка? Держитесь левее, чтобы не споткнуться о предмет, не для вас приготовленный.
Но предупреждение запоздало: Сильвина увидела труп. В ужасе при виде кровавой линии, разделявшей лицо, она прошептала с содроганием:
— Таинственный истребитель.
— Довольно таинственный, — проворчал Том, — он раскроил череп своей жертвы, как яичную скорлупу. Но не останавливайтесь, крошка. Широкополый ждет нас нетерпеливо.
— Не шутите, — прошептал Гэмет, — смерть подстерегает нас за каждым кустом.
— Но мы были свидетелями немного странного зрелища. Мы видели тварь с раздвоенной головой. Кто бы мог это сделать?
— Без вопросов! Несчастный, наверное, упал на свой томагавк и нанес себе эту рану.
— Пустяки, незнакомец, вам не переубедить меня. Я готов пропустить легкую чепуху, но проглотить такую объемистую штуку нельзя, желудок не переварит.
— Тише! Даже шепот в такую ночь опасен, — заметил Авраам строгим, не допускавшим возражений тоном.
Он опять выступил вперед, но не сделал и двадцати шагов, как перед ним возник человек. Сильвина и Том видели, как Гэмет отскочил с невероятной скоростью, и человек исчез, как призрак. Ворон подбежал к квакеру. Своей мощной рукой тот схватил индейца за горло, прижав его, уже почти бездыханного, к земле.
— Крови проливать не стану, но этому язычнику не следует кричать, — сказал квакер миролюбиво.
Том Слокомб вонзил свой нож в грудь индейца, подсмеиваясь над нежной разборчивостью и чувствительностью, которыми питалась, по-видимому, совесть квакера.
— Охотник, ты слишком запальчив и несколько необдуманно отнял эту жизнь, но, может быть, это послужит ему на пользу, — произнес квакер назидательно, — помни, что не я это сделал и что вся ответственность лежит на твоей душе.
— За этим дело не станет, — заверил Том, — да не потревожит вас рубец, сделанный мной, мне же дела до него как до прошлогоднего снега, и я готов дать целую кипу звериных шкур за удовольствие повторить этот номер. Долой нежности! Им тут не место. Вперед!
Сильвина привнесла в эту сцену свою долю впечатлений, свойственных ее полу. Насилие вызывало возмущение чистого, великодушного чувства; но, сознавая, что малейшее колебание будет роковым для всех троих, она старалась утешиться надеждой, что конец ночи принесет конец и страданиям. Страшное разочарование мгновенно разрушило ее надежды! Ночную тишину разорвал ужасный вой: «Гуп! Гуп!» — то был воинственный клич краснокожих. Авраам Гэмет мигом заколыхался, и было что-то чудесное в его многообразных движениях. Взмахивая топором, он рубил направо и налево, как молотильщик с цепом в руках, между тем как Том Слокомб с не меньшим усердием стрелял и заряжал свое ружье. Испуганная неожиданным нападением, да еще после таких сильных потрясений, Сильвина могла только молиться в душе за успех своих друзей, как вдруг две сильные руки подхватили и понесли ее в сторону от битвы. Все ее усилия освободиться были напрасны.
— Не пугайтесь, мисс Вандер, вас поддерживают не руки дикаря.
— Марк Морау! — воскликнула Сильвина.
— Верно, — сказал Марк Морау, — угадали, и конечно вам было бы мудрено забыть голос, который вы так часто слышали.
— Пустите меня. Каковы бы ни были ваши намерения, я хочу идти своими ногами, — гордо сказала Сильвина.
— Как вам угодно, милая малютка, хотя очень жаль ваши прелестные ножки, которые пострадают от острых камней. Поспешим же, индейцы идут вслед за нами.
— Не надейтесь обмануть меня, Марк Морау. Ваше коварство мне известно. Вы предводитель этих индейцев и притворяетесь, будто бежите от них, — возразила Сильвина с негодованием.
— Ага! Мы, как видно, встречаемся на новом поприще, -сказал он дерзко, — перемена декорации, и я предстаю перед вами в новой роли.
— Не обольщайтесь, я вижу вас все в той же роли злодея, в какой вы и прежде были, — отвечала она с презрением.
— От вас зависит сделать из меня все доброе, что только захотите. Я вас любил — о, как я боготворил вас! Чем вы платили мне за эту пламенную страсть? Насмешкой, холодностью, презрением.
— Прибавьте: и ненавистью.
— О! Вы не знаете еще, каким упорством и какой отвагой отличается мой характер! — поспешил он заверить девушку.
— Мне все равно. Однако я попрошу вас возвратить мне свободу и прекратить преследования, настолько же постыдные, как и бесполезные. Могу заверить вас, что никогда не смогу взглянуть на вас иначе, как с недоверием и отвращением.
— Я живу только для одной цели и эта цель — вы, — отвечал Марк. — Я не переменюсь и не хочу перемениться. Цели своей я добьюсь, хотя бы мне это стоило всего, что дорого человеку. Если понадобится, для этого я пожертвую честью и даже жизнью. Подумайте хорошенько.
— Я уже думала, и мое решение непреклонно: я ненавижу вас, — отвечала Сильвина, и грудь ее высоко вздымалась от негодования.
Вне себя Марк с яростью схватил ее за руку и опять хотел подхватить, чтобы унести. Не имея столько физической силы, чтобы сопротивляться ему, она должна была покориться необходимости.
— Я уступаю силе, — сказала она, — но, по крайней мере, не будьте так жестоки. Мне больно от ваших пальцев.
— Вам больно? Но вам не так больно, как мне. Обмануться в надежде — разве это не жестокая боль? Не переживал ли я самой жестокой неизвестности с той поры, как в первый раз увидел вас? Перемены
