Ликует живая душа.Так вот она, низкая доля,Предел вдохновенной тщеты —Проталины чахлого поля,Прибитые ветром кусты.Окутаться сумраком топким,Дрожать в непогоду и в дождьИ славить дыханием робкимТвою милосердную мощь.
«Был как все другие. Мыслил здраво…»
Был как все другие. Мыслил здраво,Покупал в субботу «Огонек»,К Пасхе ждал на шею СтаниславаИ на самой Вербной занемог.Диагност в енотовой шинелиПрибыл в дом, признал аппендицитИ потом простился еле-еле,Получив пятерку за визит.На Святой поведала супругаС чувством скорби и без лишних слов,Что в итоге тяжкого недугаУмер муж, Иван Фомич Петров.На кладбище ехал он по чину —По расчету на шесть лошадей.Провожала доброго мужчинуГруппа сослуживцев и друзей.И, калошей попирая ельник,Говорил фон-Штрупп, правитель дел:«Странно, право… Жив был в понедельник,Нынче ж мертв. Печален наш удел!».Собеседник ухмылялся тупо.С крыш текло. Весенний жидкий лучОтразился от калош фон-ШтруппаИ стыдливо спрятался меж туч.Был Петров чиновником в Синоде,Жил с женой, стоял за «Огонек».Ты совсем в другом, читатель, роде —Адвокат, профессор, педагог.Веришь только в толстые журналы,Ждешь реформ, чины не ставишь в грошИ, как все другие либералы,Просто так — с подругою живешь.Болен был Петров аппендицитом,То есть воспалением простым.Ты умрешь, сражен сухим плевритом,Осложненным чем-нибудь другим.И твоя кончина будет чище:О тебе заметку тиснет «Речь»,Ляжешь ты на Волковом кладбище,Где Петров не догадался лечь.Прах твой к месту вечного покояНа руках поклонники снесут,Скажут речь о недостатках строяИ тебя их жертвой назовут.И погода будет не такая,И другой, конечно, будет гроб,Лития особая, другая,И особый, либеральный поп.Если там ты встретишься с Петровым,Ты ему не подавай руки —Чинодралу с Станиславом новым,С гнусным воспалением кишки.Легким взмахом серебристых крыльевОтделись и пребывай суров:Ты — Иванов, Яковлев, Васильев,Не какой-нибудь Петров.Июль 1913
Земля
И дикой сказкой был для вас провалИ Лиссабона и Мессины.
