Грызёт и скребётся у щели, И точит кору, не спеша, И в скользком, отверженном теле Ликует живая душа. Из стихов послереволюционного цикла особо выделяются три стихотворения, наиболее сильные и оригинальные и отразившие в то же время то, что сам Зоргенфрей назвал в «Воспоминаниях о Блоке» «сетованиями обывательского свойства». Таково стихотворение «Над Невой», написанное в бойком раёшном и отчасти даже маршевом ритме, близком «Двенадцати» и иронически контрастирующем с мрачной картиной опустевшего, разрушенного Гражданской войной зимнего Петрограда:
Крест вздымая над колонной, Смотрит ангел окрылённый На забытые дворцы, На разбитые торцы. Затем возникает образ Петра — одновременно библейского и исторического, как символ отречения от прошлого, разрыва с ним. Ритмический перебив окончательно переводит повествование в план фантастического гротеска:
— Что сегодня, гражданин, На обед? Прикреплялись, гражданин. Или нет? — Я сегодня, гражданин. Плохо спал. Душу я на керосин Обменял. В этих стихах происходит синтез трёх стихий, ранее присутствовавших в творчестве Зоргенфрея раздельно: лирической, сатирической и фантастической («Санкт-Петербург»). Появляются и какие-то новые стилистические моменты. Более спокойные эпические тона — в следующем стихотворении, отразившем начало НЭП’а:
Ещё скрежещет старый мир, И мать еще о сыне плачет, И обносившийся жуир Ещё последний смокинг прячет, А уж над сетью невских вод, Где тишь — ни шелеста, ни стука — Всесветным заревом встаёт Всепомрачающая скука. Кривит зевотою уста Трибуна, мечущего громы, В извивах зыбкого хвоста Струится сплетнею знакомой, Пестрит мазками за окном, Где мир, и Врангель, и Антанта, И стынет масляным пятном На бледном лике спекулянта… Последнее стихотворение сборника — «Вот и всё…» — один из вариантов эпитафии самому себе. Другой, неопубликованный — «Умер и иду сейчас за гробом…» — хранится в архиве М. Шкапской. Приведём его здесь:
Умер и иду сейчас за гробом — Сам за гробом собственным иду — То ныряя, лёжа по сугробам, То соображая на ходу — Как теперь свести концы с концами? Тяжела ты, смертная стезя, — Сто мильонов надо бы с чаями, — Даже больше — а не дать нельзя. Трудно умирать нам, бедным людям, Что имел — то обменял давно. Взять аванс под книгу «Все там будем?» Кто же даст покойнику? — Смешно! Дождь-то как по крыше колошматит. Мародеры! Семь мильонов крест! Напишу-ка в «Правду» — пусть прохватят Всероссийский похоронный трест. Холодно. Пронизаны ознобом, Понемногу разбрелись друзья, Вот теперь нас двое — я за гробом, И в гробу покойник — тоже я. Всё ещё не видно Митрофанья. Вот Сенная. Вот Юсупов сад Надо торопиться. Отпеванье Ровно в шесть. А вечером — доклад. Из периода после «Страстной Субботы» нам известно лишь несколько произведений Зоргенфрея. Это
