уже от Лёки уходит.
– Здравствуй‚ здравствуй‚ дорогой‚ – рокочет Шапошников. – Куда же ты подевался?
– Тут я‚ – захлебывается Костик. – Тут!
– Где? – оглядывает Шапошников со своей высоты‚ и от голоса его смешно‚ как от щекотки. – Где это тут? Не вижу.
– Да вот он я, – подпрыгивает Костик. – Вот он!
А сам скорее на стул и ногу на ногу закидывает. Шапошников – огромный‚ лохматый старик‚ друг ребячий; саквояжик в руке‚ словно игрушечный. Когда по бульвару проходит‚ весь бульвар‚ вся мелюзга на скамейки садится‚ ногу на ногу закидывает. А он мимо идет и черненьким молоточком по коленкам стукает: ребята визжат‚ ноги сами вверх подскакивают. Всех он знает‚ Шапошников‚ и детей‚ и взрослых: каждого лечил‚ каждого выслушивал‚ с каждым здоровается. 'Пока по улице пройдешь, язык отвалится'.
– Давай молоточек! – кричит Костик. – Доставай!
Шапошников в саквояжике порылся‚ молоточек вытащил‚ Костика по коленке постукивает. Старый стал доктор‚ руки трясутся‚ куда надо – никак не попадает‚ а нога все равно подскакивает. Очень уж хочется Костику‚ чтобы подскакивала‚ вот она и подскакивает.
В коридоре старик Кукин застыл. Как мебель‚ как шкафы соседские. Совсем окаменел старик‚ уже и глазами не моргает‚ а рядом Нинка пристроилась. Сидит на полу и кукинские ботинки расшнуровывает. То расшнурует‚ то зашнурует. То расшнурует‚ то зашнурует. Кукин ее не гонит: он молчун‚ она молчунья. Думать не мешает‚ дремать не мешает‚ сторожить не мешает. Шапошников и ей предложил молоточком постукать. 'Больно надо', – бурчит Нинка и головы не воротит. Нинка на всех обижена‚ Нинку отец из комнаты погнал. Пришел внеурочно‚ с другом: водку пьют‚ в шашки играют.
Костик со стула слез‚ Шапошникова за брюки дергает‚ про деда с бабой в который раз спрашивает:
– А чего им плакать? Мышке надо спасибо сказать.
Шапошников брови свои лохматые сдвинул‚ на Костика глаза таращит.
– Нонсенс... – рычит Шапошников и хохочет басом. – Устами младенца... – рычит он и опять хохочет.
Костик тоже развеселился. Машет руками‚ топает ногами‚ жмурится‚ визжит по-поросячьи: с перепугу жена Лопатина в коридор выскочила. Увидел ее Шапошников‚ поклонился чопорно и в дверь. Ходил он когда-то к ним в гости‚ романсы под гитару пел‚ цветы дарил‚ стихи ее слушал‚ но начал мрачнеть Лопатин Николай Васильевич‚ начал задумываться и поздно приходить с работы‚ и прекратил Шапошников свои визиты. Ничего-то ему не надо было от этой семьи‚ только сохранилась привычка ухаживать за дамами‚ да цветы дарить‚ да на колени становится‚ а годы уже ушли‚ и ухаживая за всеми‚ не выбрал он себе никого‚ и остался теперь классически банальный вариант: чудак-доктор‚ друг семьи. Но в отступление от всех правил начал задумываться Лопатин Николай Васильевич: не знал он‚ видно‚ классики‚ не читал ее. С тех пор приходит Шапошников только по вызову‚ когда болеет дочка Ляля‚ и выслушивает ее‚ и рецепты выписывает‚ и советуется с ним жена Лопатина относительно раннего развития дочери: лежит на кровати пышная‚ цветущая женщина‚ а глаза пустые‚ сонные‚ как слепое зеркало‚ пальцы в чернилах‚ косички на обе стороны‚ и спокойно‚ безразлично‚ не как все девочки‚ спускает с полного плеча ночную рубашку‚ открывает для осмотра грудь... Уже много лет прошло‚ а не любит Шапошников приходить к ним по вызову.
В коридоре пусто стало‚ страшновато. Няня в аптеку побежала‚ к Лёке нельзя – заразишься‚ старик Кукин с Нинкой сидят – не шевелятся‚ а тут еще на кухне затюкало‚ – то ли вода из крана‚ то ли нет‚ – да кошка Машка на черном ходу мяучит‚ домой просится. Идет Костик на кухню‚ по сторонам озирается‚ а дверь кошке открыть страшно: черная лестница – опасная лестница‚ рядом чердак‚ а на нем‚ шушукаются взрослые‚ мертвое тело нашли. А если спуститься вниз, страшный двор‚ колодец‚ глазастый от окон‚ где помойка‚ проходные дворы‚ где известные всему дому братья-разбойники: Витька‚ Колька да Вовка. У младшего‚ у Витьки‚ штаны балахоном‚ до колен‚ а в них ноги спичками болтаются. Через эти штаны три брата прошли: Вовка облохматил понизу‚ для Кольки по икры обрезали‚ а для Витьки – по колено. Отец – дворник: на каждого штанов не напасешься. Если Витьку тронешь‚ набегают братья: старший – по носу‚ средний – под дых‚ младший – за ногу. Любого взрослого завалят‚ любому силачу накостыляют. Недаром черный ход на цепочку да на крюк запирается‚ а на парадном один замок‚ копейкой откроешь. Тут заворчало‚ захлюпало‚ залопотало в трубе: Костик бегом в коридор – дядю Пуда с тетей Мотей будить. Кошка Машка их кошка. Да разве добудишься? Они спят крепко‚ после супа сил набираются: ей еще в учреждение идти‚ сор-окурки подбирать‚ из укромных уголков выковыривают‚ ему всю ночь склад сторожить‚ слабеть от страха.
Из Нинкиной комнаты звуки доносятся. Дядя Паша с другом на два голоса разыгрывают: 'Рюмочка Христова‚ откуда ты?' – 'Из Ростова'. – 'А паспорт у тебя есть?' – 'Нема'. – 'Тут тебе и тюрьма'. Потом пауза‚ кряканье‚ чмоканье‚ стук шашек. 'Безлаберно ходите‚ – говорит дядя Паша. – Безлаберно'. Очень ему нравится это слово – 'безлаберно'. А на стене деревенская родня пристроилась: много мелких фото в большой раме. Стоят навытяжку‚ плечом к плечу‚ лица пуганые‚ глаза круглые: с большим уважением на столичного родственника смотрят.
Костик подскакивает на месте и в кухню‚ за табуреткой. Телефон на стене висит – без табуретки не дотянуться‚ а рядом‚ карандашом по штукатурке‚ мамин и папин номера записаны: для няни‚ на всякий случай. Только набрал – мама. Ее голос. 'Жили-были дед да баба...' – начинает Костик обстоятельно‚ с самого начала‚ а мама слушает и поддакивает: 'Так. Так. Ну‚ конечно'‚ чтобы со стороны казалось‚ будто она по делу разговаривает. У нее начальник строгий‚ у мамы‚ он не поощряет частные разговоры в рабочее время. Костик задал вопрос‚ ответа ждет. 'Во-первых‚ – говорит мама‚ – им не надо было этого делать'. – 'Чего этого?' – не понимает Костик. – 'Этого'‚ – повторяет мама. 'Бить?' – 'Нет'. – 'Плакать?' – 'Да'. Мама сама не плачет и не любит‚ когда другие этим занимаются. 'А во-вторых?' – 'А во-вторых‚ – мама подыскивает слова‚ чтобы разговор казался деловым‚ – никогда не надо терять надежды. Понятно?' – 'Нет‚ непонятно'. Мама вздыхает и говорит‚ отбросив всякие секреты: 'Если одно яичко было золотое‚ то и другое может быть золотым. Извини‚ Костик‚ мне некогда'. Тогда Костик отцу позвонил. Захохотал отец‚ развеселился: 'Погоди‚ – говорит‚ – у подчиненного спрошу'. Спросил. Тот не знает. 'Слышь‚ Костик‚ придется‚ видно‚ его уволить'.
И опять Костик по коридору бродит. Не будь Лёка больной‚ сидел бы он теперь рядом с ним‚ каракули по букварю выписывал. Неграмотный пока Костик‚ и няня тоже неграмотная‚ а потому Лёка за нее письма в деревню пишет‚ на листах в линеечку: 'Низко всем вам кланяюсь и заочно крепко целую'. Лёка сколько с ней возился‚ да так и не научил: не может она‚ старая стала‚ ум грамоту не принимает. Когда по радио объявляли‚ что с неграмотностью у нас покончено‚ про няню‚ видно‚ позабыли.
– Лёка! – Костик дверь открыл и в комнату засматривает. – Лёка! Мышка бежала‚ хвостиком махнула...
Лёка на диване сидит‚ горло завязано‚ подушками обложен: книжку читает. Костику даже завидно стало. Пусть уж лучше он болеет‚ а Лёка по темному коридору бродит‚ от микробов спасается.
– Лёка! Скажи.
Лёка всё знает. Ему еще девяти не было‚ а он уже такое число знал‚ до которого сто лет считать надо. Ты не досчитаешь – твои дети досчитают. Дети не досчитают – внукам останется. Лёка от книжки оторвался‚ на Костика снисходительно смотрит.
– Всё ясно! – Ему всегда всё ясно. – Всё очень просто! – У него всегда всё очень просто. – Вырастешь – поймешь!
– Лёка! Сейчас.
– Уйди.
– Лёка!..
– Уйди‚ а то чихну.
Костик закрывает дверь‚ обиженно хмурится‚ идет к Нинкиной комнате дядю Пашу с другом послушать. А там крики‚ шум‚ проверка на дружбу идет. Дядя Паша мужик тухлый‚ а драться горазд и пить тоже горазд. 'Небось‚ – куражится дядя Паша‚ – у нас не протекёт'. А друг ему не верит‚ друг считает‚ что протекёт‚ что должно протечь‚ обязано‚ не может у нас без этого‚ и в доказательство на потолок показывает‚ где сырые пятна с апреля стоят. И тогда дядя Паша стервенеет. 'Ежели я велю тебе из окна сигануть‚ –
