красавицу Неву. В передней звякнул звонок.
«Кто бы это мог быть? – подумал про себя отец Иоанн, пока прислуга открывала дверь.– Знакомые… Так не время. Какая-либо треба… Эх! И отдохнуть не дадут».
В кабинете появилась прислуга.
– Батюшка, там человек какой-то вас спрашивает.
– Кто такой? Что ему нужно?
– Да так… Не разберешь, не то господин, не то простой… В черном сюртуке, в пальто летнем сером. Говорит, что личное дело есть. Поговорить желает, очень важное дело, мол… Нарочно для этого в Петербург приехал.
– Гм…– в раздумье произнес батюшка.– Ну, проси.
Прислуга вышла, и через минуту перед отцом Иоанном стоял среднего роста сухощавый человек с черными, бегающими во все стороны глазами, с черными усами и жиденькой черненькой же бородкой.
– Благословите, отец! – устремился он, сгибаясь и сложив корзиночкой обе руки, увидев священника.
– Бог благословит… Во имя Отца и Сына,– проговорил батюшка, осеняя пришедшего широким крестом.– Чем могу служить вам?
Посетитель поймал руку батюшки и подобострастно ее поцеловал.
– Я по важному делу, батюшка. По очень важному и секретному к вам делу. Дело такое есть, которое хочу вам, как на исповеди, рассказать… как на исповеди, батюшка! Только вам, лично, с глазу на глаз.
– Что ж, если такое важное дело, то рассказывайте. Но почему вы именно ко мне обратились, а не…
– И об этом сейчас скажу, ваше благословение, только, пожалуйста, с глазу на глаз,– проговорил, озираясь, сухощавый человечек.
– Да говорите, мы одни,– сказал батюшка.
– Нет уж, дверцу-то, дверцу-то позвольте припереть! – как-то тревожно проговорил незнакомец.
После того как дверь в кабинет была заперта, батюшка и неожиданный посетитель беседовали добрый час или даже два. Только о чем они говорили – неизвестно. Когда матушка, знавшая, что муж любит, чтобы ему спустя час-другой после обеда подавали стакан чаю с лимоном, подошла было к кабинету, то натолкнулась на запертую дверь. Она постучала. Дверь отворил сам батюшка. Он был, видимо, взволнован и даже вспотел.
– Прислать тебе чаю? – спросила матушка.
Батюшка замахал рукой.
– После, после, не мешай… Важное дело!
Он снова захлопнул дверь и заперся на замок. Наконец дверь отворилась, и таинственный посетитель на цыпочках проследовал из кабинета. Отец Иоанн сам проводил его до передней, и здесь между ними произошел прощальный разговор.
– Так значит, до двадцать девятого? – спросил уходящий.
– Да-да… До двадцать девятого! – подтвердил батюшка и захлопнул за гостем дверь.
***
Двадцать девятого мая пристав первого участка К-ой части явился ко мне вечером и сказал:
– Какая-то загадочная и интересная история.
– В чем дело?
– Да вот отец Иоанн II подал заявление в часть. Кто-то с ним ловкую шутку сыграл. Мы уже составили протокол, словом, все оформили. Теперь уж, видно, вам приниматься за розыски.
– А ну, покажите-ка заявление отца Иоанна. Пристав подал мне бумагу, и я прочитал:
«Мая 20-го сего года зашел ко мне какой-то, дотоле мне неизвестный человек, лет около 30-49, назвавший себя прибывшим из города Острова (Псковской губ.) тамошним мещанином, торгующим льном, Василием Николаевичем Ельбиновичем. Он рассказал мне о различных постигших его несчастиях, прося меня спасти его от угрожающей его опасности одолжением ему на одну неделю 2000 руб. Убежденный его мольбами и клятвами о возвращении долга через одну неделю, я дал ему просимое: 1300 руб. процентными бумагами и 700 руб. кредитными билетами и сериями, без всякой расписки, единственно по христианскому состраданию к его несчастному положению. Но прошло более недели, а мой должник ко мне не является. Предполагая, что в этом случае я обманут в чувствах моего сострадания к такому человеку, которого, может, и не существует в г. Острове под названием В. Н. Ельбиновича, я вместе с сим прошу заявить о том и сыскной полиции».
Далее подпись и все, как следует по форме. После же всего такой характерный post scriptum: 'До времени покорнейше прошу мое звание, имя и фамилию не печатать в «Дневнике приключений».
***
Прочел я это заявление, посмотрел составленные по нему околоточным протоколы с опросом отца И. П. и покрутил головой.
– Знаете ли, ведь это все не то,– сказал я приставу.
– Как так не то? – спросил он.
– А так. Есть здесь что-то недоговоренное. Ну, посудите сами, станет ли кто давать две тысячи рублей человеку, пришедшему с улицы? Доброе сердце – дело, конечно, хорошее. Но если в таком деле руководствоваться только добрым сердцем, то что же тогда предъявлять претензии к воспользовавшемуся излишней доверчивостью? Если отец П. дал человеку с бухты-барахты две тысячи рублей без всяких расписок, без удостоверения о личности, о кредитоспособности, единственно руководясь состраданием, то чего же он удивился, что ему не отдают деньги? Никакого такого Ельбиновича в Острове, я наперед уверен, нет, и занимайтесь дальше этим делом сами, а я отказываюсь… Так и передайте отцу И. П.
– Мне, признаться, и самому многое странно в этом деле,– сказал пристав.Действительно, что-то странное…
Он ушел.
***
Пристав-то ушел, но через день или два у меня на квартире уже сидел отец Иоанн. Это был очень симпатичный и представительный, весьма уже пожилой человек. Прежде чем заехать, он писал мне, убедительно прося назначить ему, в уважение к его положению, такое свидание и в такой час, чтобы это не было при людях и не бросалось в глаза.
Отец Иоанн был заметно взволнован и несколько бледен.
– На старости лет каяться приходится, просить совета и доброй услуги,начал он.– Я расскажу вам сейчас со всей откровенностью случай, где я сделался жертвой самого наглого мошенничества…
– Ах, пожалуйста, батюшка, именно с совершеннейшей и полнейшей откровенностью! – попросил я.
– Как на духу! Ну, вот, послушайте.
И отец И. П. поведал мне действительно довольно любопытную историю. Передаю ее по возможности собственными словами рассказчика.
***
Двадцатого мая, около часу или двух пополудни, является ко мне на квартиру какой-то неизвестный мне человек, на вид лет тридцать – сорок, судя по одежде – мещанин, лакей или мастеровой, и просит переговорить с ним «по секрету, как на исповеди» (это его подлинные слова) о каком-то весьма важном деле. Дело это он может открыть только мне, потому что, живя в городе Острове, он много слышал обо мне хорошего от разных лиц, духовных и светских.
А потому, никогда не бывавши, по его словам, в Петербурге, он, по совету какого-то живущего в Острове старца девяноста трех лет, священника отца Александра, а также и по указанию тамошнего монаха-сборщика, бывавшего в Питере, по имени отец Рафаил, решился сесть на машину и приехать в Петербург, чтобы переговорить со мной и передать мне тайну, которая давно лежит у него на душе, а затем, через двадцать четыре часа, возвратиться в Остров.
Приняв его у себя в кабинете и затворив дверь, я спросил его:
– Кто же вы такой, и в чем ваша тайна?
– Я,– отвечает он,– уже говорил вам, батюшка, что живу в Острове и занимаюсь теперь закупкой и
