Григория Семеновича Волконского от любящего их искренно...», а дальше зашифрованным текстом шли выходные данные издания: «На закат красного солнушка. Перед зарею пред вечернею у Нетронь-Никто- Русака».
Изучение издания, шрифтов и оформления книги показало, что книга была напечатана в типографии Н. И. Новикова. Заглавные буквы слов «у Н. Н.» легко расшифровались современниками как слова, ставшие привычными на титульных листах тысяч книг и журналов: «у Николая Новикова».
Книга эта — свидетельство дружеских отношений Новикова с Волконскими, которых он наверняка не раз посещал в близко расположенных к Авдотьину Щапове и Троицком-Лобанове. Этот факт является еще одним доказательством того, что свободолюбивые идеи Новикова, с которыми некоторые декабристы были знакомы с детства, сыграли определенную роль в формировании декабристского движения в России. А если задержаться на словах «в подарок любезным детям» и «от любящих их искренно», то почувствуем мы нежность и такт, которые так были присущи Николаю Ивановичу в общении с близкими ему людьми.
Чтобы доставить радость своим друзьям, Николай Иванович не жалел ни сил, ни средств. Свидетельства современников донесли до нас красочность пышных празднеств, устраиваемых Новиковым в Авдотьине, и доброжелательную атмосферу, царившую там.
Перенесемся на двести лет назад. 20 июня 1788 года... Природа и люди устали от долгого, знойного летнего дня, час отдыха приближается. Те, кто с ранней зари работал в поле, возвращаются домой, и звуки голосов надолго остаются в неподвижном воздухе. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву вязов, проникают до самого дна Северки. Здесь у самой воды еще сохранилась утренняя прохлада. «Березок и кленков приятнейшая смесь природы простоту собой являют здесь...» Так, один из авторов новиковского журнала передал впечатление о скромном пейзаже Средне-Русской равнины.
И как гармонично вписывается в окружающий ландшафт выразительный силуэт стройной и нарядной колокольни Тихвинской церкви, которая хорошо видна едущим со стороны Бронниц по древней Каширской дороге.
В летний вечер по дороге к Авдотьину направлялось немало карет и колясок. Все они за мостом сворачивали налево, еще немного пути, и вот экипажи въезжают в имение Новикова. Узорчатые кованые ворота, прикрепленные к двум кирпичным пилонам, широко распахнуты, за ними — аллея, особенно чисто подметенная ради праздника. В конце огромного фруктового сада находился деревянный двухэтажный флигель, а слева от него, ближе к берегу Северки, стоял господский дом.
На крыльце хозяин — Николай Иванович Новиков. Он одет в шелковый камзол, темно-зеленый кафтан, на шее кисейный белый галстук. Аккуратно зачесанные волосы открывают высокий лоб. Взгляд открытый, пристальный, прямо в глаза собеседника. Лицо некрасивое, но прекрасное умом и добротой. В выразительных четких жестах рук чувствуется энергия и сила характера. Он человек деятельный и целеустремленный, умеющий сплотить единомышленников, подчинив их своей воле. «Он друг точности»,— писал про него один из его знакомых М. Н. Муравьев в письме к сестре. «Не знаю, что побуждает меня зайти к нему»,— признавался он в другом письме. Действительно, что же побуждает? Наверное, чисто человеческое обаяние Николая Ивановича. Сколько же в нем мягкого юмора, веселья, такта!
«Все люди оставляли что-нибудь только для себя. Новиков ничего. Его необычная, лишенная малейшего себялюбия огромная воля служить человечеству и была отличная от прочих иная природа»,— писала О. Д. Форш. Поэтому-то так легко и непринужденно чувствовал себя каждый из приглашенных в гостеприимном доме Авдотьина.
О том, как проходил праздник, лучше расскажет современник: «Московские друзья, желая в Тихвинском селе успокоиться от городского шума в приятной сельской тишине при берегах тихой Северки», приехали в имение Новикова вечером 20 июня 1788 года. Там их встретили песнью и стихами, специально для случая написанными хозяином:
Цветущие луга, излейте свой бальзам во чувствие друзьям.
Безыскусные стихи своей искренностью тронули прибывших. Причиной съезда гостей послужил день рождения друга Новикова Ивана Петровича Тургенева, который торжественно отметили 21 июня, а 28-го — его же именины. Здесь был и земляк именинника Николай Карамзин со своим неизменным другом Александром Петровым. В то время как хозяин с утра занимался приготовлением к празднику, Карамзин, Петров и еще несколько гостей (среди них Семен Гамалея, Федор Ключарев, Николай Сафонов) «во уединенной тишине» писали стихотворные поздравления имениннику, а потом до глубокой ночи «за дессертным столом в прохладных тенях беседки» читали в честь И. П. Тургенева стихи, исполняли песни и торжественные гимны.
Спустя два дня в Авдотьино прибыли новые гости. Из села Глазова приехал архитектор Василий Иванович Баженов с женой Аграфеной Лукиничной и сыном Константином. Как удивительно переплелись судьбы этих великих людей! Дружба Баженова с Новиковым, начавшаяся еще в юности в университетской гимназии, длилась на протяжении почти всей жизни и оказала большое влияние на судьбу архитектора. Еще в 1774 году после неудачи с постройкой Кремлевского дворца, когда Екатерина II приказала прекратить его сооружение, при содействии Новикова Баженов вступил в масонскую ложу. Ложа, бывшая в сношениях с Павлом, неоднократно посылала Баженова к цесаревичу с разного рода масонскими книгами. Придет время, и это сыграет роковую роль в жизни Новикова...
А теперь, летом 1788 года, Баженов воплотил гениальный замысел — закончил строительство дома Пашкова (1783—1787) и был полон новых планов. Есть предположение, что именно Баженов является автором архитектурного ансамбля известной усадьбы Марьин-ки, расположенной в среднем течении реки Северки, примерно в девяти километрах от Авдотьина и построенной в подражание древнерусскому стилю с элементами псевдоготики.
Богатое имение Марьинка принадлежало графам Бутурлиным. Граф с сыном Дмитрием иногда навещали хозяина Авдотьина, да и в городе их общение не прекращалось. Дом Бутурлиных в Москве находился в Немецкой слободе, где позднее поселились их дальние родственники Пушкины. В начале XIX века среди посетителей дома Д. П. Бутурлина бывал цвет московской интеллигенции. Сюда на литературные чтения родители приводили маленького Александра Пушкина.
24 июня в честь друга и единомышленника Баженова хозяином Авдотьина был устроен «фейерверк» на берегах Северки, после чего все «гости ходили купаться в реку», а затем гулять и «рассматривать красоту полей, лугов и лесов при величественном захождении солнца».
На следующий день 25 июня отмечался местный храмовый праздник Тихвинской богоматери. Вокруг настежь распахнутых дверей церкви толпилось множество крестьян. Слышались смех и громкие голоса, не чувствовалось в Авдотьине «барства дикого». Все гости перед началом богослужения посетили «многолюдную ярманку» на обширном «торговище», располагавшемся рядом с церковью. Потом «хозяин приказал нарвать в саду розанов, левкоев, калуферу, лавендул и других благовонных цветов, а в полях набрать великое число васильков, делать из них разные гирлянды и плесть венки, по аллеям и полам рассыпать зеленую, с полевыми цветами смешанную, траву».
Каждый из гостей (а к ним 25 июня присоединились еще несколько соседних помещиков) находил себе развлечение по вкусу. В кабинете хозяина велись ученые беседы о самопознании, об «истинном христьянстве», о целях просветительства. Рядом, в гостиной, музицировали, многие «на лоне природы наслаждались прелестями сельской жизни», совсем как в стихотворении, напечатанном в журнале «Трутень»:
Пловцы плывут, Гребцы гребут, Прохладно ветер дышит, От солнца жар не пышет.
Другие гости отдыхали «в увитой цветами, гирляндами и венками беседке, среди тенистых высоких вязов и многолиственных лип». В доме их ждал сюрприз: «Пол в гостиной был усыпан благовонными травами», на столах рассыпаны васильки и розы, и стояли «высокие пирамидки, перевитые гирляндами и расцвеченные китайской гвоздичкой, левкоями и иными цветами». По всему видно, не скупился хозяин на угощение для своих гостей, красиво выглядели куверты на белых голландского полотна скатертях. Не было недостатка и в столовой посуде. В буфетах Авдотьина имелось «рюмок разного сорта и величины —220, тарелок глубоких и мелких —213, серебряных ложек столовых — 60»...
Когда четыре года спустя, 17 декабря 1792 года, царские чиновники будут перебирать и переписывать все, что находилось тогда в Авдотьине, от их «всевидящего ока» не укроется ни одна десертная и чайная ложка. Но это будет после...
Пока же все сверкало и переливалось на искусно сервированных столах и радовало глаз и веселило
