написанным русской азбукой цитатам в корреспонденции и по тому, что во время пребывания в России он даже пробует писать по-русски для красноармейской печати. В полицейском протоколе, в графе «Знание языков», он перечисляет: немецкий, русский, венгерский, французский, польский.
Педагоги коммерческого училища не оказывают на духовный мир Гашека почти никакого влияния. Чешский язык здесь преподавал старый добряк. Йозеф Гануш[3], чешскую и немецкую коммерческую корреспонденцию — литературный сотрудник газеты «Народни листы» («Национальная газета») Фердинанд Шульц[4]. Но как раз по этим предметам у юноши неважные отметки. Он больше сходится с молодым преподавателем английского языка В. А. Юнгом, который хоть и не вел занятий в его классе, но уже был известным переводчиком. В кафе «Тумовка» ученики читали ему свои первые литературные опыты; Гашеку Юнг пророчески предсказал, что когда-нибудь тот станет чешским Марком Твеном.
Приглядимся к внешнему облику юноши на фотографии выпуска коммерческого училища. Лицо у него гладкое, овальной формы, полные щеки, небольшой подбородок тонет в, мягких складках шеи, довольно крупные прилегающие ушные раковины. Нос ровный, прямой, чуть вытянутый, рот маленький, губы выразительно очерченные, но тонкие. Черты нижней части лица мелковаты. В уголках рта чувствуется намек на легкую ироническую улыбку. Приподнятые брови, живые, умные, но немного прищуренные и словно бы скучающие глаза, придающие его добродушному лицу насмешливое и даже саркастическое выражение. Наивный, широко открытый взгляд Ярослав унаследовал от матери, ироническую усмешку — скорее от отца.
Внешне Гашек ничем особенно не выделяется. Друг его молодости Ладислав Гаек рассказывает: «Мы познакомились в коридоре коммерческого суда, вероятно, в 1901 году. У Гашека были темно-карие искристые глаза; он держался скромно, мило рассказывал о своем путешествии в Словакию».
Неукротимый темперамент девятнадцатилетнего молодого человека находит отдушину в каникулярных странствиях по Словакии. Он отправляется туда сразу же после окончания второго курса училища, летом 1900 года. Эти путешествия сыграли важную роль в его жизни, послужив непроизвольным толчком к литературному творчеству.
Еще раньше братья Гашеки обошли пешком немалый кусок Чехии, но то были всего лишь мальчишеские прогулки. Теперь это настоящее странствие, богатое приключениями. Благодаря содействию «проводника» Яна Чулена, однокашника Ярослава, происходившего из патриотической словацкой семьи, молодые путешественники познакомились с видными словацкими патриотами и будителями[5] (в частности, с доктором Душаном Маковицким, позднее — личным врачом Л.Н. Толстого).
У Чулена было ружье, и путники могли скрасить дорогу охотничьими впечатлениями. Из Нитранской Блатницы Ярослав пишет: «Край лесной, полный зверей. Есть здесь медведи и волки. Медведей мы встретили вчера — самца и самку с двумя медвежатами. Чулен в них выстрелил, и они убежали. Волки покажутся и сразу убегают. Они величиной с охотничью собаку».
Двери домов приходских священников-патриотов и двери школ всегда были открыты для молодых путешественников. Тогдашняя словацкая интеллигенция жила идеей чешско-словацкого братства, видела в нем гарантию национального возрождения и помощь в борьбе с насильственной мадьяризацией. Кто же откажет в просьбе о ночлеге бедным студентам, пришедшим из братской Чехии!
Второе каникулярное путешествие в 1901 году началось с обследования галицийских предгорий Татр. Потом братья Гашеки перевалили через горы. Этим восхождением Ярослав очень гордился. Из Липтовского Микулаша он писал домой: «Мы пересекли Татры без проводника. Видели горные озера и шли по дремучим лесам, где нужно было самим прокладывать себе путь, потому что дорог там нет. Пришлось перевалить через горную цепь высотой примерно в 2000 метров…»
Двоюродная сестра Мария, собирающая коллекцию открыток, получает весточку из Брезовой: «Милая Маня, посылаю тебе открытку из Брезовой в Малых Карпатах. Пусть тебе будет так же хорошо, как нам здесь. Малые Карпаты очень красивы и живописны. Всюду леса. Сердечно тебя приветствует Ярослав. Божа также шлет тебе привет». Другая открытка — из окрестностей Трнавы: «Дорогая Маня, привет тебе от путешественников по Венгрии. У нас хорошее настроение, особенно когда мы видим пивоварню и полное еды блюдо. Таковы впечатления путешественников. Когда на своих двоих доберемся до дому, будет что порассказать».
В Чехии тогда очень интересовались словацкой тематикой. После нескольких лет декадентской самоизоляции молодая поэзия открывает красоту непосредственного переживания, упивается культом земли, черпает вдохновение в природе. Поколение, которое в начале столетия выступает с лозунгом «Да здравствует жизнь!»[6] и в пику преодоленному символизму добавляет: «Да сгинет литература!», любит поездки в Моравскую Словакию и Словакию. Литераторов этого поколения привлекает сюда красота края и народ вопреки подъяремному существованию сохранивший неукротимый темперамент и удивительную творческую силу. Говорили, будто это область чистой, нетронутой народной культуры, а когда Роден, будучи в гостях у Йожи Упрки[7], сравнил традиции этой страны с наследием античности, прославлению Словакии не было конца.
Писатель Ян Гавласа, соученик Гашека по гимназии, публикует в газете «Народни листы» путевые рассказы, где изображает область Татр как край экзотической, дикой, романтической красоты. Привлекают внимание и рассказы Казимира Пшервы-Тетмайера, действие которых происходит в галицийских предгорьях Татр. В новеллах польского автора жители гор выступают как цельные натуры с неукротимыми инстинктами.
Очерки, которые пишет Гашек, в сопоставлении с этой чисто экзотической трактовкой словацких мотивов поражают своей конкретностью. В их основе лежит трезвая наблюдательность, репортажная запись реально увиденного. Наряду с удачными пейзажными зарисовками здесь встречаются дословные цитаты из фольклора, элементы диалекта, отрывки из цыганских песен и т. д. Молодой автор избегает приключенческой фабулы и, следуя журналистской традиции жанра путевого очерка, создает интересные этюды.
В повествовании начинающий писатель опирается на конкретные детали, почерпнутые из собственного жизненного багажа. Поэтому его литературные опыты производят впечатление естественности и оригинальности. Если он отваживается на более широкое обобщение, то подает его афористично, слегка иронически, всего лишь намеком. Вот как он рассуждает, например, о натуре детванцев[8]: «Кто часто соприкасается с судом, почитается в Детве мудрым человеком.
В какой-то деревне старушка посоветовала пришельцу, интересовавшемуся местными обычаями и нравами, пойти к одному крестьянину: «Ступайте к нему, он уже четыре раза был в Зволене у адвоката и два раза сидел в каталажке, это мудрый человек!»
Впрочем, есть существенное различие между двумя первыми странствиями Гашека по Словакии (1900—1901 гг.) и третьим путешествием в Галицию и Словакию, предпринятым после окончания коммерческого училища в 1902 году.
Перед последним каникулярным путешествием Гашек вынужден написать покорнейшую просьбу о предоставлении места в банке «Славия», чтобы угодить матери. Владея стилем коммерческой корреспонденции, он сочиняет следующее смиренное прошение: «Уважаемой дирекции банка „Славия“ в Праге. Нижеозначенный с глубоким почтением позволяет себе просить настоящим письмом уважаемую дирекцию о предоставлении ему места в досточтимом банке „Славия“, что соответствовало бы полученному им образованию.
Окончив первую ступень гимназии, я поступил в Чехославянское коммерческое училище в Праге, где приобрел разнообразнейшие познания, о чем можно судить из прилагаемого аттестата.
Что касается моего личного характера, отсылаю Вас к дирекции училища, которая на Ваш любезный запрос, несомненно, даст обо мне рекомендательный отзыв.
Если мне удастся снискать доверие уважаемой дирекции, я сделаю все возможное, дабы оправдать его самым точным и добросовестным исполнением всех своих обязанностей. С глубочайшим почтением, преданный Вам и т. д.
Крал. Винограды, 23 июля 1902 года».
Между написанным по всем правилам приличия и вежливости прошением и тем, что в это время
