что мог разбудить половину населения гор, и я готов был поклясться, что за нами гонится целый полк, и притом с таким шумом, от которого мог проснуться весь Афганистан. Я ожидал всего, но ничего не случилось.
Самым загадочным в этом ночном деле было ночное молчание на горе. Все знали, что Гулла Кутта Мулла имел свои сторожевые башни с внешней стороны горы, и все ожидали, что оттуда откроют огонь. Когда же ничего не произошло, решили, что это шум дождя заглушил стук копыт лошадей, и возблагодарили Провидение.
Наконец, майор согласился с тем, что, во-первых, никто из людей не остался позади, и, во-вторых, никакой кавалерийский полк не преследовал их с тыла. Настроение людей было испорчено, лошади взмылены и неспокойны, и все молились в душе о том, чтобы поскорее наступил рассвет.
Спешившись, люди стали подниматься в гору, заботливо ведя лошадей на поводу. Но, прежде чем они успели одолеть подъем, сзади послышались удары грома, которые прокатились среди невысоких холмов, заглушая все звуки, — не громче пушечных выстрелов. Первая вспышка молнии осветила обнажённые склоны горы с её голубовато-свинцовым гребнем, упиравшимся в тёмное небо, тонкую сетку дождя и влево, на расстоянии нескольких ярдов, афганскую сторожевую башню, двухэтажную, построенную из камня, с лестницей, приставленной прямо к верхнему этажу. Теперь лестница была поднята, и какой-то человек с ружьём выглядывал из окна.
Когда затихли раскаты грома, голос из башни крикнул:
— Кто идёт?
Кавалерия была совершенно спокойна, только каждый солдат взял ружьё на прицел и остановился около своей лошади. Голос крикнул ещё раз: «Кто идёт?» — и затем очень громко: «Братья, ударьте тревогу!»
Тут уж каждый кавалерист скорее умер бы в своих длинных сапогах, чем попросил бы пощады; но факт то, что после второго оклика, в ответ на него, послышался умоляющий крик: «Марф каро! Марф каро!» — что значит: «Пощадите, пощадите нас!» И этот крик исходил из рядов карабкавшегося по склону полка.
Кавалерия онемела от изумления, и люди стали шептаться между собой: «Мир Хан, это ты говоришь? Абдулла, не ты ли это кричал?» Лейтенант Галлей стоял подле своего скакуна и ждал. Пока никто не стрелял, он был доволен. Следующая вспышка молнии осветила лошадей с вздымавшимися боками, с мотавшимися головами и людей с выпученными от ужаса глазами, озиравшимися по сторонам. С левой стороны виднелась башня, но в окне её уже не видно было головы человека, и тяжёлый железный ставень, от которого отскочила бы всякая ружейная пуля, был захлопнут.
— Вперёд, ребята! — сказал майор. — Мы должны во что бы то ни стало взобраться наверх.
Эскадрон стал снова карабкаться в гору, причём лошади мотали головами, и люди тянули их за повод, а из-под копыт лошадей осыпались мелкие камни и сверкали искры. Лейтенант Галлей уверял меня, что он никогда в жизни не слышал такого шума, производимого одним только эскадроном. Они шли так, объяснял он мне, как будто у каждой лошади было восемь ног, и к ней была привязана сзади ещё другая лошадь. Но и тут башня хранила полное молчание. Наконец, выбившиеся из сил люди вскарабкались на вершину горы; оттуда открывалась тёмная бездна, на дне которой был Берзунд. Ослабив подпруги, отпустив мундштуки и поправив седла, солдаты расположились среди камней. Теперь, что бы ни случилось, высота была в их руках.
В это время гром затих, дождь перестал падать, и мягкая густая тьма зимней ночи покрыла их всех. Теперь слышен был только шум падающей воды в нижних ущельях; повсюду царила глубокая тишина. Вдруг они услышали стук отворяющегося ставня на сторожевой башне, которая была теперь ниже их, и голос часового произнёс:
— О, Хафиз Улла!
И эхо подхватило этот зов: ла-ла-ла! В ответ на это раздался голос из второй сторожевой башни, скрытой за поворотом горы:
— В чем дело, Шабхаз Хан?
Шабхаз Хан закричал высоким протяжным голосом горца:
— Ты видел?
Другой отвечал:
— Видел. Спаси нас Бог от всяких злых духов!
Наступило молчание, и затем голос произнёс:
— Хафиз Улла, я один. Приди ко мне!
— Шабхаз Хан, я тоже один, но я не смею оставить свой пост!
— Это ложь, ты просто боишься!
Последовала долгая пауза и затем ответ:
— Да, я боюсь. Молчи и ты. Теперь они внизу, под нами. Молись Богу и спи!
Солдаты слушали их и удивлялись, потому что не могли понять, кто, кроме земли и камней, мог находиться ниже сторожевых башен.
Шабхаз Хан заговорил снова:
— Они под нами. Я вижу их.
— Ради самого Бога, приди ко мне, Хафиз Улла! Мой отец убил десятерых из них. Приди ко мне!
Хафиз Улла закричал громким голосом:
— Мой неповинен в их крови. Слушайте, вы, ночные люди, ни отец мой, ни родственники мои неповинны в этом грехе! Прими заслуженное наказание, Шабхаз Хан!
— Надо, чтобы кто-нибудь унял этих двух молодцов, перекликающихся там, как петухи, — сказал лейтенант Галлей, дрожа от холода под скалой.
Он только что повернулся, чтобы подставить дождю другой бок, как с горы свалился бородатый, длинноволосый, скверно пахнущий афганец и попал прямо к нему в объятия. Галлей сел на него и воткнул рукоятку своей сабли в его глотку, насколько только она смогла войти.
— Если будешь кричать, я тебя убью, — весело сказал он.
Человек был перепуган до смерти. Он лежал, весь дрожа и глухо стеная. Тогда Галлей вынул рукоятку сабли из его рта, но и тут он не сразу заговорил, а сначала схватил руку Галлея и ощупал её, от локтя до кисти.
— Риссала! Мёртвый Риссала! — прошептал он. — Он тут, внизу!
— Нет, не мертный, а очень живой Риссала, и он здесь, наверху, — сказал Галлей, связывая ремнём от уздечки руки человека. — Почему вы так сглупили там, в башнях, и пропустили нас?
— Долина полна мёртвых, — сказал афганец. — Лучше попасть в руки англичан, чем к мертвецам. Они ходят взад и вперёд там, внизу. Я видел их, когда была молния.
Он оправился понемногу и сказал шёпотом, потому что пистолет Галлея был приставлен к его животу:
— Что же это значит? Ведь теперь между нами нет войны, и Мулла убьёт меня за то, что я пропустил вас!
— Будь спокоен, — отвечал Галлей, — мы пришли, чтобы убить Муллу, если Богу будет угодно. Он слишком отрастил свои зубы. Тебе не причинят никакого вреда, если только при дневном свете не окажется, что ты один из тех, кому нужна виселица. Но что это за россказни о полке мертвецов?
— Я убиваю только по эту сторону границы, — сказал человек, видимо безмерно обрадованный. — Полк мертвецов там внизу. Он должен был пройти вон там. Их четыреста человек на лошадях, и они все время путаются среди своих собственных могил, тех вон холмиков из камней. Все они мёртвые, это мы их убили.
— Фью! — присвистнул Галлей. — Теперь я понимаю, почему я ругал Картера, а майор ругал меня. Четыреста сабель, каково? Неудивительно, если мы думали, что у нас в полку прибавилось много лишних людей. Куррук Шах, — прошептал он пожилому туземному офицеру, который лежал в нескольких шагах от него. — Слышал ты историю мёртвого Риссалы в этих горах?
— Ещё бы не слышал! — оскалив зубы, со смехом отозвался Куррук Шах. — Иначе почему бы я, двадцать семь лет прослуживший королеве и убивший немало этих горных собак, громко просил пощады, когда молния открыла нас часовым на башне? Когда я был ещё молодым человеком, я видел избиение в долине Шеор Кот, что внизу под нами, и я знаю, как сложилась эта история. Но как могут духи неверных
