пожухли, а на газоне, там, где трава сдалась под натиском лета, виднелись здоровенные коричневые проплешины — как на спине у старого облезлого пса.
Троги были тут как тут: валялись на траве, купаясь в пыли и солнечных лучах, наслаждаясь очередным теплым деньком и бездельем. В такую погоду их всегда полно. Я остановился, чтобы посмотреть, как они резвятся — мохнатые, рогатые и абсолютно беззаботные.
Когда-то давно было организовано движение, требовавшее избавиться от них или, по крайней мере, стерилизовать, но мэр выступил против, сказав, что у трогов тоже имеются кое-какие права. В конце концов, все они чьи-то дети, пусть даже никто этого не признает. Он даже распорядился, чтобы полицейские не били их сильно, чем вызвал настоящую бурю в бульварной прессе. Таблоиды наперебой кричали, что у мэра внебрачный ребенок-трог где-то в Коннектикуте. Но через несколько лет люди привыкли к трогам, а таблоиды обанкротились, так что мэр теперь мог не беспокоиться по поводу слухов о его внебрачных детях.
Сейчас троги — всего лишь часть городского пейзажа. По всему парку шатаются эти человекообезьяны с приплюснутыми лицами, круглыми желтыми глазами, большими розовыми языками и такой жидкой шерстью, что в природе им ни за что не выжить. Когда приходят холода, они или замерзают целыми пачками, или перебираются в теплые края. Но с каждым летом их становится все больше.
Когда мы с Мэгги решили завести ребенка, мне приснился кошмар, что у нее родился трог. Сразу после родов, вся взмокшая и запыхавшаяся, она держала его на руках и, улыбаясь, повторяла: «Ну разве не прелесть? Ну разве он не прелесть?» — а потом передала младенца мне. Но страшно было вовсе не то, что это трог. Страшно было, когда я пытался придумать, как я на работе буду объяснять, почему он живет у нас. Ведь я любил это маленькое существо с приплюснутым личиком. Наверное, это и означает быть родителем.
Сон так меня напугал, что целый месяц у меня ничего не получалось. Мэгги меня из-за этого прямо извела.
Один из трогов подобрался ко мне. Он или она (а как назвать существо и с сиськами, и с сарделькой между ног) строил мне рожицы и чмокал губами, изображая поцелуй. Я лишь улыбнулся в ответ и покачал головой. Наверное, это все же был «он» — судя по волосатой спине, а еще по тому, что, в отличие от других трогов с тоненькими сосисками, у этого сарделька была ого-го. Трог воспринял отказ очень спокойно. Просто улыбнулся и пожал плечами. Вот это в трогах подкупает: они могут быть глупее хомячков, зато удивительно добродушны. Нет, серьезно, они приятнее большинства людей, с которыми я работаю. И гораздо приятнее тех, с кем приходится встречаться в метро.
Трог побрел прочь, ощупывая себя и похрюкивая, а я двинулся дальше. Дойдя до противоположной стороны парка, я прошагал пару кварталов по улице Свободы, а затем спустился по лестнице на управляющую подстанцию. Когда я открыл ключом входную дверь, Чи уже ждал меня на пороге.
— Альварес! Опаздываешь, дружище!
Чи — тощий нервозный коротышка в подтяжках и с рыжими волосами, зачесанными назад поверх лысины. От него всегда едко пахнет какими-то стероидами, которыми он мажет голову. Волосы от этого средства некоторое время, действительно, отлично растут — до тех пор, пока скальп не начинает чесаться, и Чи с остервенением его скребет. Тогда волосы выпадают, и Чи приходится повторять процедуру. Все это время от него воняет, как из Гудзона. Не знаю уж, что это за мазь, но череп от нее блестит, словно полированный шар для боулинга. Мы пытались отговорить его пользоваться этой дрянью, но он впал в ярость и чуть ли не полез кусаться.
— Опаздываешь, — повторил он, карябая голову, словно шимпанзе-эпилептик, решивший причесаться.
— Да. И что?
Я достал из кабинки униформу и переоделся. Лампы дневного света горели тускло и моргали, но кондиционер работал исправно, так что здесь, в помещении, было вполне сносно, прямо-таки на удивление.
— Шестая помпа сломалась, — сообщил Чи.
— В каком смысле?
Чи пожал плечами:
— Не знаю. Не работает.
— Там что-нибудь шумит? Она совсем не работает? Или работает, но медленно? Или что-то подтекает? Ну же, помоги мне разобраться!
Чи тупо уставился на меня. Даже скрестись перестал на секунду.
— Коды неисправностей смотрел? — спросил я.
Чи пожал плечами:
— Я как-то не подумал.
— Сколько раз тебе говорить! Это первое, что ты должен сделать! Как давно она сломалась?
— Кажется, в полночь. — Он задумчиво поскреб лицо. — Нет, часов в десять вечера.
— Ты переключил стоки?
Он хлопнул себя по лбу.
— Забыл!
Я пустился бегом.
— Во всем Вестсайде С ПРОШЛОГО ВЕЧЕРА не работает канализация?! Какого хрена ты не позвонил мне?
Чи трусил за мной по пятам, пока мы бежали сквозь лабиринт коридоров к аппаратной.
— У тебя же был выходной…
— И ты просто оставил все как есть?!
Непросто пожимать плечами, когда мчишься во весь дух, но Чи сумел это сделать.
— Так вечно же что-нибудь ломается. Сам знаешь: то лампочка в третьем туннеле, то в туалете что-то протекло… А потом снова сломался питьевой фонтанчик. Я не думал, что все так плохо. Ты же всегда все улаживал. Вот я и решил дать тебе выспаться.
Я не стал зря тратить силы, чтобы объяснить ему, в чем разница.
— Когда такое случится опять, просто запомни: если помпа, какая угодно, сдохнет — сразу звони мне. Неважно, где я и который час, я не стану злиться. Просто позвони. Если эти помпы встанут, ты даже не представляешь себе, сколько народу может заболеть. В этой воде полно всякой дряни, и мы не даем ей подняться, потому что иначе вся эта дрянь перельется в канализацию, а оттуда — в воздух, и людям от этого будет плохо. Усек?
Я пинком распахнул дверь в аппаратную — и застыл.
Все помещение было завалено туалетной бумагой — целыми рулонами, размотанными и разбросанными по полу. Как будто у мумии не заладился сеанс стриптиза. Здесь было, наверное, штук сто растерзанных рулонов.
— Это еще что такое?
— Где? — Чи огляделся по сторонам, почесывая голову.
— Эта бумага, Чи.
— А… Ну да. Это у нас здесь было сражение на туалетной бумаге. Ее почему-то прислали в три раза больше, чем обычно. Даже на склад вся не влезла. Представляешь, два месяца нечем было вытирать задницу, а теперь девать некуда…
— То есть пока шестая помпа стояла сломанная, вы тут швырялись туалетной бумагой?
Должно быть, что-то все же проявилось в моем голосе. Чи весь съежился.
— И нечего на меня так смотреть. Не бойся, я сейчас все уберу. Слушай, да ты еще хуже Меркати! И потом, я не виноват. Это все Сьюз и Зу. Я как раз собирался положить бумагу в туалет, а тут они пришли, и мы стали кидаться. — Он пожал плечами. — Просто так, от нечего делать. И вообще, Сьюз первая начала!
Я бросил на него еще один уничтожающий взгляд и, отфутболивая полуразмотанные рулоны пипифакса, стал пробираться к панелям управления.
Чи крикнул мне вдогонку:
— Эй! Как, интересно, я должен сматывать их обратно, если ты тут пинаешься?
