А уже через час я бежала домой с достаточно большой суммой денег в сумке, выданной мне на покупку одежды, и мечтала, как смогу обеспечить не только себя, но и своего ребенка, стараясь отогнать червячка подозрения шепчущего мне, что все так просто не бывает и надо ждать беды.
7
С этого момента моя жизнь изменилась к лучшему. Во-первых, мне пришлось полностью обновить свой гардероб, ведь заместителю главы корпорации по торговле не пристало ходить в кроссовках, старых ватных штанах и вытянувшихся кофтах. Во-вторых, едва я появилась на следующий день на новом месте, мне тут же выделили огромный светлый кабинет. Моя малышка, впервые придя на мою работу, долго молча оглядываясь, а потом спросила:
— Мам, а ты тут одна работаешь?
— Да, а что? — подняла я голову от бумаг, которые просматривала.
— Ничего. — устроившись в мягком белом кресле, улыбнулся ребенок, а потом, устроив на своих руках свою любимую куколку, добавил ей — Марго, а твоя бабушка большая шишка. Она у тебя королева.
Я еле сдержала смех и с того момента то кресло было излюбленным местом моей малышки, а когда ее не было и я по ней скучала, мне было достаточно глянуть на него чтобы вспомнить свою девочку и она будто была рядом.
В-третьих, у меня появилось куча умственной работы. Одно дело сидеть и, продавая товар, записывать что продано, и совсем другое отвечать сразу за два рынка и три магазина торгующими разными товарами. Сначала было тяжело. Потом пришлось пересчитывать бюджет и даже искать новых поставщиков. Потом начались проблемы с персоналом, и спасало только одно — хорошие коллеги, которые были назначены Егором мне в помощники.
Так прошло три месяца. Я потихоньку нашла нужный мне ритм жизни и даже смогла разработать режим дня, при котором могла вечером поиграть с дочерью. Тольео никогда не бывает все хорошо, всегда где-то рядом есть и плохое.
— Инна! У нас пропажа! — вбежала ко мне в кабинет Белла, моя помощница по рынку, где я раньше работала.
— У кого? — подпрыгнув и чуть не уронив документы с которыми работала, поинтересовалась я.
— Мария Греченко.
— Черт! Сколько?
— Около сорока тысяч.
— Не верю. Я Машку три года знаю, вместе с ней пахала. Она никогда не брала товар. Я еду туда.
А уже через два часа я смотрела на плачущую подругу.
— Инна Витальевна, я не брала этого товара, клянусь! — всхлипывая, говорила подруга.
— С каких это пор вдруг я вдруг Витальевной стала? Маш, мы все же подруги и одни сейчас, давай по старинке! — велела я и тут же добавила. — Я верю тебе, сама так попалась. Лучше расскажи все, что можешь вспомнить об этом злополучном товаре.
— Прости, я тебя так подставила. Я выплачу если надо, правда! Но я не брала его!
— Маш, прекрати! Расскажи мне все что можешь об этом товаре.
Она кивнула и начала рассказ. Все как и у меня. В ведомости он есть, но его не привозили. Более того, когда она подписывала ведомость, товара в ней не было.
— Короче, все тот же урод. — устало констатировала я.
— Тебе достанется?
— Скорее всего, да. Я проверяю каждую ведомость насколько это возможно, но все проверить не успеваю. И твоей ведомости я в этот раз не помню, прости. — потом подумала и приняла решение — Вот что, сиди тихо и не шуми. Я попробую разобраться, если не получится, придется платить. Прости.
— Я понимаю. — грустно улыбнулась подруга, а я глядя в ведомость осознавала, что такого товара я не заказывала ни в один отдел, слишком уровень качества низок у него. Таким образом, кто-то за моей спиной заказывает товар, а потом за него платят бедные продавцы. Надо быстрее найти, откуда поступил товар, и попытаться узнать, кто его заказал…
Мои мысли были прерваны звонком сотового. Звонил Егор.
— Да!
— Ты где? — голос спокойный, но это ничего не значит. Я давно уже поняла, что чем спокойней голос тем больше чувств скрывается им. Как правило, когда он зол, он именно спокоен, а если доволен голос становится немного мелодичным и будто тягучим. И только его глаза рассказывают иногда о его чувствах.
— Я на рынке. Производственная необходимость.
— Это так ты называешь пропажу товара на сорок тысяч рублей? — поинтересовался он, еще более спокойным тоном и я поняла он зол и уже знает! Черт! Главный офис это сборище сплетников и об этом надо помнить. Доложил кто-то уже.
— Егор Игоревич, я уверена… — начала я, подбирая слова, но он меня перебил:
— Инна, хватит. Я жду тебя у себя и поспеши!
Такую фамильярность на работе он себе не позволяет, а это уже плохо.
— Еду.
Отключаю телефон и смотрю на подругу.
— Все плохо? — спрашивает только успокоившаяся Мария, снова начиная плакать.
— Не знаю пока, он меня к себе на ковер вызвал. Я тебе вечером позвоню и скажу, что дальше делать, ладно.
— Прости, что так подставила! — виновато опускает голову.
— Забудь, разберемся. — отмахиваюсь я и бегу прочь.
В голове при этом только один вопрос: что меня ждет? Ведь сейчас он вполне может уволить меня или чего похуже. И вот уже вхожу в приемную.
— Лен, он у себя? — смотрю на секретаршу, с которой уже подружилась. Как-никак каждый день ее вижу.
— Иди, он сказал впустить как появишься. — смотрит на меня с жалостью.
— Недовольный?
— Скорее расстроенный.
Киваю и иду в кабинет. И снова дрожат ноги от страха, но как и в прошлый раз беру себя в руки, стучу и вхожу в кабинет.
Он сидит и, как и во все случаи моего прихода, погруженный в работу с документами. От компьютера он даже не оторвался, но то, что мое присутствие замечено я поняла по легкому движению плеча, поэтому сразу заговорила.
— Ситуация идентична прошлым случаям. Но в этот раз я уверенно могу сказать, что данный продукт я не заказывала. Все заказы проходят через меня, и этот в моих списках не значится качество не то, а ты требуешь в магазинах лучшее.
- Однако факт остается фактом. Снято сорок две тысячи и потрачено на продукт, который пропал.
— Я понимаю, но тут кто-то действовал в обход меня. У кого есть доступ к финансам?
— Кроме тебя и меня? Представляешь — ни у кого! — поднял он голову. В голосе была язвительность, а глаза горели гневом.
— Это не я! — воскликнула я, злясь на него, себя и этого проклятого вора. А все так хорошо было и что теперь? Сейчас он меня уволит, а потом отправит в тюрьму за кражу, а дочка попадет в детдом, если ее моя мама не заберет.
— И не я! — как-то устало ответил он, а потом, тяжело вздохнув, добавил — Ладно, продавщице
