приоткрытой двери в коридор, где курили мужчины, имя Владлены, произнесённое мужским голосом.
Люся замерла, как гончая на травле, и, приложив палец к губам, удержала подругу.
— Ну что, Сеня, готова внучка шефа? Вешается на тебя, как кошка?
Сдавленный смешок в ответ.
В тот же миг голос со стальными нотками: «Закройте рот, Щедряков. А то ведь помогу с удовольствием. А вы, Арсений, — через паузу, с презрением: „Петрович. Таких, как вы, в сорок третьем приглашали прогуляться к передовой.“»
Глухой удар железной входной двери.
Владлена стояла, прижав руку ко рту, чтобы не закричать. Слёзы так и подступали к глазам. Она глубоко вздохнула. Люся тянула её за руку, пытаясь увести.
Но Влада только головой помотала и толкнула дверь, заходя в коридор: «Николай, — обращаясь к Щедрякову: „Будьте добры, оставьте нас“».
Она не желала поступать мудро, она желала просто посмотреть ему в глаза, в лживые васильковые глаза.
На щеках у Тчардынцева проступили алые пятна: «Вы..»
Жест рукой, отметающий лишние вопросы: всё очевидно. Слишком.
Парень всё же посмотрел ей глаза: «Тогда, в Феодосии не было ничего. Никак не связано с этим, со всем, что было дальше. Если можешь, поверь. Хотя бы только в это. В остальном я виноват».
Владлена кивнула: «Ясно».
Арсений потянулся было к её руке, но она, судорожно вздохнув, прижала сжатую в кулак ладонь к груди.
— Прости.
Хотелось спрятаться и плакать. Рыдать, как девчонка. Людмила отвела её в спальню деда, усадила на кровать. Владлена двигалась, как во сне.
— Есть, наверно, ещё одна вещь, которую ты должна знать. Тогда на испытаниях самолёт исправный был. Арсений сам с управлением не справился. А Лёшка кинулся к самолёту. Мишка потом орал: где это видано, чтобы полковник на полосу спасать идиотов бросался. Лёша тогда сильно обгорел, его вытаскивая, ребята к ним подоспели, но всё же. Лёша Мише велел ничего не рассказывать. Но ты же знаешь меня, — усмехнулась Люся: «Миша говорит, Лёлик сказал, что на щенка плевать ему, но если бы этот стервец погиб на испытаниях, ты бы ему в жизни не простила.»
Владлена только крепче прижала ладони к лицу.
Часть 7
— Владуся, ты в курсе, что не бывает подружек невесты с такими постными лицами? Понимаешь, к чему я клоню? — Людмила, уперев руки в бока, стояла в примерочной у модистки. Вокруг неё суетились молодая девушка-помощница и пухленькая дама постарше.
— Люся, — торжественно: «я буду улыбаться, честное комсомольское».
— Не передёргивай! И не делай вид, что не понимаешь, о чём я! — предсвадебная подготовка окончательно подорвала нервическую натуру Людмилы: теперь подруга срывалась на крик по любому поводу.
— А я понимаю, о чём ты? — оторвавшись от чтения научного журнала, который Владлена листала, устроившись в кресле напротив.
— Ты с Лёшей мириться собираешься?
— Я с Алексеем не ругалась, — отворачиваясь: «и обсуждать это, как и прежде, не хотела бы».
— Влада, но ведь нельзя же так, — Люся хотела было подойти к подруге, но её удержала швея, бросив на неё предостерегающий взгляд.
Владлена только улыбнулась: «Знаешь, Люсь, по-моему, Татьяна Львовна настроена решительно. И на твоём месте я бы не дёргалась, если только ты не хочешь остаться с кривым подолом иди умереть от потери крови,» — с этими словами Влада бросила журнал в кресло и вышла в соседнюю комнату.
— Влада!
— Люся, я тебя умоляю, не начинай!
— Да ну почему же «не начинай»?! Он ведь любит тебя! Миша его свидетелем пригласил.
Владлена кивнула, не скрывая грустную усмешку: «Это, надо думать, значительно облегчит мне жизнь».
Решила свести их на свадьбе? У Люси ведь всегда всё просто. Легко.
«Он же любит тебя» И что? Что она скажет ему? «Ах, вы знаете, товарищ Ахтынцев, такая дура была. Но вы ведь любите. Чего вам стоит? А возьмите-ка меня в жёны».
И всё наладится. И будут все счастливы. Влада вздохнула и устало провела рукой по лицу. Как объяснить всё Люсе, если она и сама не могла понять?
С двадцати лет её осаждали. всем младшим составом. Она поначалу верила, хотела верить, что это она такая замечательная. Только понимание пришло очень быстро: не она им нужна, а Самойленко. Его поддержка и покровительство.
Ничто после не могло поколебать её в мысли, что и Ахтынцев один из тех, такой же.
Владлена думала, привычной холодности достанет: поймёт, забудет, оставит, как и другие. Но нет.
Она ненавидела и изводила его пуще других. Потому что. потому что он задевал в ней что-то. Скупой на слова и эмоции, слишком цельный, решительный слишком. Как глыба.
Бороться с ним был невозможно.
Ко всему, до внутренней дрожи волновала близость его. Потому и было так страшно, что и он — только выслужиться. Или она только выдумала себе всё это, когда прозрела?
Арсений. И до сих пор заходилось сердце. Сказать, что не любила его? Ложь. Любила. Смешного и юного мальчика. За то, что делал её живой. За то, что, казалось, никогда не предаст. Всё смешалось. Слишком глупо всё было.
Люся же думала, что стоило Владлене прийти и повиниться, и он бы простил? Не бывает так.
Свадьба была в начале апреля. Ждать до июня Людмила не желала совершенно.
Ох уж эта должность подружки невесты! Даже если забыть о платье в розовый цветочек!
Ставить подписи в загсе, понимать, что он рядом, совсем близко, передавать ему ручку. Ловить на себе его взгляд. И то, как он немедля отворачивался.
Всегда быть рядом с молодыми, а значит, и неизбежно с ним.
Только все усилия Людмилы были тщетны: они так и не поговорили. Не о чем им было говорить.
Даже дед заметил то, как Владлена всё больше замыкалась в себе. На факультете о ней говорили, уже не скрываясь и не понижая голос до шёпота, волновало её это донельзя мало. Она никак не могла побороть в себе то засевшее где-то в груди отвратительное разжигающее чувство, словно твердившее «вот оно счастье, было совсем рядом». Потерявши плачем — верно в народе говорят.
На майские праздники Людмила решила организовать ещё одну кампанию «Давайте поможем Лёлику и Владе воссоединиться» и, прозревая намерения подруги, Владлена решила заранее подготовить себе пути к отступлению: поговорила с дедом, попросила, чтобы дал водителя отвезти её на старую дедовскую дачу.
Странное чувство одиночества в глуши. Казалось бы, ещё больше тоска должна изъедать, но покой приносит. И воздух чище. И леса сосновые.
Под вечер второго мая, когда Влада возилась с розами в саду, она услышала шорох колёс на подъездной дороге. Улыбнувшись, побежала к калитке: думала, дед приехал. Только увидев Алексея, который зашёл во двор, Влада так резко замерла, что оступилась.
— Твой дед сказал, бумаги здесь забыл какие-то, — глядя под ноги.
— Какие он здесь бумаги мог забыть? Мы здесь всю зиму не были, — она ничего не понимала.
