«Какую операцию?» — хотела спросить Анна, но перед глазами опять все поплыло и она снова провалилась в беспамятство.
Когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что находится в большом сумрачном помещении с несколькими койками. Капельница стояла рядом с ее кроватью, только игла была воткнута уже в другую руку. И туман в голове был не такой густой, она даже вспомнила, что уже приходила в себя, что лежит в реанимации после какой-то операции, и что все прошло довольно успешно. Но как она вообще сюда попала и что за операция? Неужели под машину попала? Ничего не вспоминалось, кроме того, как она вышла с работы и отправилась домой.
Страшно хотелось пить, но кого об этом просить и как она не знала. И тут, словно в ответ на ее немую мольбу, появилась медсестра. Вроде бы та, которая подходила в прошлый раз. Или другая? Эти косынки всех делают на одно лицо.
— Пить, — прошептала Анна.
Сестра молча, привычным движением протерла ей губы извлеченной откуда-то влажной салфеткой.
— Пока потерпи, — сказала она. — Скоро профессор посмотрит, решит, что тебе можно, а что пока нет. Сейчас утренний обход будет.
— Как я сюда попала?
— Как все — по «Скорой», — краешком губ усмехнулась сестра. — Сначала в операционную, потом — под капельницу. Скоро, наверное, в палату переведут, и так ты тут задержалась.
— Меня сбила машина?
Сестра изумленно приподняла брови:
— Машина? Нет, тебя вроде бы по другой части оперировали. По женской. Ты пока полежи молча, я тебе утренний туалет сделаю, а вопросы врачам задавать будешь. Договорились?
Анна молча кивнула, ошарашенная услышанным. Операция по женской части? Странно, с этим у нее вроде бы все было в порядке. Или — не совсем? Вдруг вспомнились неоправданные задержки и преждевременные кровотечения, периодические тянущие боли внизу живота, еще какие-то мелочи. А диспансеризацию она в этом году пропустила, что-то помешало, все откладывала. Вот и дооткладывалась.
В любом случае, любая беременность и выкидыш исключались: Евгений не прикасался к ней уже несколько месяцев. Кстати, он-то знает, что с ней произошло? И что с Шуркой? Неужели он дома один? Если верить сестрам, она здесь вторые сутки, как же там ее мужчины?
Поток ее невеселых мыслей прервало появление группы людей в белых халатах. Надо полагать, обещанный утренний обход. Ну, что ж, теперь хоть что-то прояснится.
— Как самочувствие? — спросил мужчина, который явно был главным в этой группе. — Что беспокоит?
— Пить очень хочется, — прошептала Анна.
— Естественно. Сейчас я вас посмотрю, если все в порядке, дадим попить, пора уже. Боли не беспокоят?
Анна покачала головой.
— Ну и славно. Теперь — только покой, лекарства и все будет прекрасно.
— А что со мной было?
— Опухоль, уважаемая…
Врач заглянул в медицинскую карту, услужливо протянутую ему кем-то из свиты, и продолжил:
—…уважаемая Анна Васильевна. С моей точки зрения, абсолютно доброкачественная, но результатов гистологии все равно придется подождать. Запустили вы себя совсем, раньше можно было бы лечением обойтись. А вы дотянули до операции.
— И что теперь?
— Ничего страшного. Правда, пришлось практически все удалить, но ведь вы рожать больше не собираетесь? Сын у вас уже есть, почти взрослый. Зато недомоганий периодических не будет, уже плюс.
— То есть я уже не женщина? — с ужасом спросила Анна.
Профессор укоризненно покачал головой и присел на краешек постели:
— Удивительный все-таки народ — прекрасный пол, — назидательно сказал он. — Если раз в месяц не… болеете, значит, не женщина? Смешно, ей-богу. Вы еще молодая, к тому же красивая женщина, запомните это, пожалуйста. Только вот супругу вашему совершенно не обязательно знать о некоторых… изменениях в вашем организме. Он может воспринять это… неадекватно.
— А что же я ему скажу? Кстати, он знает, что я в больнице?
— Знает, конечно. «Скорую»-то сын вызвал, он же и отцу позвонил… на работу. Вот переведут вас в обычную палату, повидаетесь с ними. А сказать можете… ну, скажем, про внематочную беременность.
— Исключено, — покачала головой Анна. — Беременность исключается в принципе.
— Вот как? Ну, тогда скажите, что вам удалили полипы, в подробности не вдавайтесь. Все наладится, Анна Васильевна, не грустите. Еще радоваться будете, что все так обошлось, помяните мое слово.
Медики отошли к другой койке, а Анна прикрыла глаза и попыталась осмыслить услышанное. Значит, ей стало плохо дома, а вовсе не по дороге с работы. Да, она же сидела в кухне пила чай и думала… О чем она думала?
Господи, да о разговоре с сыном, конечно! Неприятный этот разговор вдруг с предельной точностью ожил в памяти, вызвав сильное сердцебиение. Это был фактически разговор с чужим человеком, который не понимал ее и не хотел понимать. Как же так? Ведь она растила и воспитывала его совсем по другим принципам, по своим, и вот — такое. Где же она не досмотрела?
И как теперь быть с мужем? Профессору легко советовать, ничего не говорить или напустить туману. Во-первых, она не умеет врать, во-вторых, Евгений тут же поймет, что она говорит неправду. В-третьих, у него, практически здорового человека, какое-то патологическое отвращение ко всякого рода недомоганиям, и даже обычный грипп приводит его в состояние крайнего раздражения. С его точки зрения больной — значит, неполноценный. А она ведь действительно стала неполноценной…
Стоп. Это имеет какое-нибудь значение? Когда муж последний раз смотрел на нее любящими глазами? Когда замечал, хорошо или плохо она выглядит, во что одета? Для него она уже давно бесплатная домработница, а не жена. За последние годы случаи близости между ними можно было пересчитать по пальцам. Можно просто отмахнуться от вопросов, сказать, что это — скучные женские дела. Вряд ли он будет допытываться подробностей. Если первое его посещение пройдет нормально, то дальше все будет по-прежнему. Только вот с Шуриком нужно будет заниматься больше…
К вечеру ее действительно перевели в общую палату, и только тут Анна
Вы читаете Госпожа генеральша
