играли в карты. От двери, за которой стоял Паркер, до них было примерно двадцать пять футов, и все это пространство занимали два ряда письменных столов и стойка высотой по грудь, доходившая до самой двери. Напротив стойки, слева от двери, стояла скамья для посетителей, ожидавших приема.
Паркер вторым ключом открыл дверь; когда раздался легкий щелчок, один из полицейских тасовал карты, и, как только он начал их раздавать, Паркер и его сообщники шмыгнули в полуоткрытую дверь и, пригнувшись, растянулись цепочкой вдоль стойки. Затем медленно выпрямились. Кенгл и Стоктон стояли в противоположных концах стойки, положив на нее автоматы; в середине сжимали в руках револьверы Паркер и Фуско. Перед ними сидели полицейские, полностью поглощенные игрой.
Над головой Паркера свисал шнурок. Дотянувшись до него свободной рукой, он дёрнул за него, наверху зажглась лампа.
Полицейские, оторвав взгляды от карт, смотрели на них, скованные ужасом.
— Не двигаться, — приказал Паркер. Один из полицейских замер, но второй повел себя как ковбой и кинулся к своему карабину, прислоненному к соседнему столику. Кенгл дал короткую автоматную очередь. Полицейский, крутанувшись в воздухе, рухнул на пол.
Выстрелы, по-видимому, сильно подействовали на второго полицейского, который, повинуясь приказу Паркера, сидел все это время в полной неподвижности. Внезапно он исчез из виду.
— Не дури, сынок. Ты же не хочешь умереть, — сказал Паркер.
Но полицейский так и не появился.
Паркер кивнул Стоктону, стоявшему рядом с откидной доской стойки. Тот быстро и молча откинул доску, вышел из-за стойки и двинулся вдоль задней стены, где его нельзя было заметить с улицы. Подойдя к столу, за которым сидел полицейский, он сделал знак, что все в порядке.
Подойдя к Стоктону, они поняли, что полицейский номер два не провалился сквозь землю, а просто потерял сознание. Полицейский номер один был жив, но дыхание его было слабым, а цвет лица — серым. Одна пуля попала ему в левую часть груди чуть выше пояса, вторая, войдя в левое плечо, вышла сзади над лопаткой. Фуско остановил кровь, использовав одежду раненого, наложил на раны тугие повязки; убийство им было вовсе ни к чему. Паркер понимал, что рвение, с каким ищут преступников, зависит от того, что ими совершено. Преступника, убившего полицейского, выслеживают с большим рвением, чем обычного убийцу, а обычного убийцу ищут намного энергичнее, чем грабителя.
Стоктон при помощи веревки и носового платка связал второго полицейского, Фуско на всякий случай сделал то же и с первым, хотя тот вряд ли был на что-то способен этой ночью. Тем временем Паркер помог Кенглу снять рюкзак, который тот надел, выходя из автобуса, и в котором были инструменты, в том числе дрель, несколько зубил, отвертки, два молотка, стамеска. Оставив Стоктона наблюдать за Деверсом и улицей, а Фуско присматривать за обоими полицейскими, Паркер и Кенгл пошли вскрывать сейф.
Сейф, стоявший в одном из углов комнаты, представлял собой металлический шкаф с тяжелой прямоугольной дверью. Нечего было и думать проникнуть через стену сейфа, поэтому Паркер и Кенгл сконцентрировала внимание на самой двери, на секретном замке и петлях.
Сколько они ни сверлили, петли снять не удалось. Самым слабым местом оказался замок. Им удалось снять его целиком, через возникшее в двери отверстие проникнуть внутрь и отодвинуть прочие запоры. На всю эту операцию ушло сорок пять минут.
Внутри сейфа было несколько металлических полок. В самом низу вплотную к друг другу стояли два больших металлических ящика. В них и привезли сегодня утром деньги на базу. Паркер и Кенгл вытащили их из сейфа и открыли.
Верхние полки были забиты темно-зелеными металлическими коробками, похожими на те, в которых держат инструменты; в каждой коробке лежало жалованье одного из подразделений базы. Забирать все эти коробки не имело смысла, они были слишком тяжелые и громоздкие, поэтому Кенгл и Паркер принялись перегружать содержащиеся в них деньги в большие ящики. В каждой коробке кроме пачек купюр, перевязанных красной резинкой, лежало, как правило, какое-то количество монет и набранный на компьютере список сотрудников, где против каждой фамилии стояла причитающаяся сумма. В ящики шли только, купюры, мелочь и списки оставляли там, где они были.
На перегрузку денег ушло еще полчаса; оба ящика были заполнены на три четверти. Было два часа пятьдесят минут, они работали уже час с четвертью. За все это время Деверс не заметил ничего, что могло бы внушите тревогу. В этой части базы находились в основном всякие службы, и ночью здесь никто, не ходил. К тому же в канун зарплаты, когда почти все уже были на мели, да еще и в будни, желающих гулять ночью не оказалось. У Паркера и его сообщников была полная свобода действий.
Стальные ящики, тяжелые сами по себе, а теперь наполненные деньгами, поднять можно было только вдвоем. Один ящик взяли Паркер и Фуско, другой — Кенгл и Стоктон; в полной темноте они спустились на первый этаж.
Паркер зажег в коридоре спичку; увидев это. Деверс остановился и сдвинул карабин на грудь. Стоя спиной к зданию, он глядел по сторонам, пока они торопливо выходили из главного входа и зашли за угол. В темноте между домами ящики опустили на землю, чтобы чуть передохнуть, а Деверс вновь принялся вышагивать вдоль здания.
Хорошо ориентируясь в темноте, они довольно быстро добрались до автобуса. Уэбб открыл дверь, ящики внесли, обоих полицейских вытащили и положили под кустики ряд дом со зданием, где их вряд ли обнаружат раньше утра.
Когда они вернулись снова к автобусу, Уэбб уже навесил на заднее стекло прежний плакат. Быстро укрепив боковые плакаты, они сели в автобус. Уэбб мигом стянул с себя рабочую куртку и фуражку и надел золотую тунику. Когда автобус двинулся, все, сняв с себя маски и черные свитеры, тоже надели туники.
Уэбб, завернув за угол, притормозил; Деверс вскочил в автобус с улыбкой до ушей.
— Здорово! — воскликнул он.
— Переодевайся, — ответил ему Фуско. Деверс погасил улыбку. Стянув с себя полицейскую форму, он надел тунику, а форму карабин, шлем, рабочую куртку и кепку Уэбба свернул в узел. На темной улице Уэбб снова остановил машину; Деверс выбросил узел в мусорную урну, и они поехали дальше.
Когда они подъехали к южным воротам, ящики с деньгами стояли в задней части автобуса, заваленные музыкальными инструментами. То же сделали и с автоматами, однако четыре револьвера лежали в карманах.
Уэбб затормозил у проходной. К ним вышел молоденький охранник; набрякшие веки указывали на то, что его оторвали от сна.
Уэбб подал пропуск; полицейский сонно и в то же время подозрительно посмотрел на него и сказал:
— Что-то вы, парни, слишком поздно.
— Вызывали на бис, — ответил Уэбб. — Не хотели отпускать.
— Вот как! — Махнув рукой, полицейский сказал: — Ладно, проезжайте.
— Прощай, друг.
Выехав на Хилкер-роуд, они повернули налево и понеслись с большой скоростью. Машин на дороге не было. Спидометр доходил до девяноста, через три минуты Уэбб замедлил ход и свернул на проселочную дорогу. Но здесь они ехали так быстро, как только позволяли дорога и машина, уже не заботясь о тряске. Все прижимались к спинкам сидений, то и дело подпрыгивая на ухабах.
Уэбб подъехал прямо к гаражу. Стоктон вышел, чтобы открыть двери; Паркер, Фуско, Деверс и Кенгл вынесли ящики из автобуса и затащили их в гараж. Тем временем Уэбб развернул машину, а Стоктон открыл вторую дверь.
— До встречи через неделю, — сказал Деверс. Согласно плану, он должен был встретиться с Фуско в Нью-Йорке и получить свой долю.
— До встречи. Стен, — ответил Фуско.
Деверс сел в «понтиак», а Паркер — в микроавтобус Уэбба. Сам Уэбб на автобусе уже спускался вниз.
«Бьюик» Паркера двинулся за ним, позади шел «понтиак» Деверса. Внизу Деверс, мигнув на прощанье фарами, поехал на юг, а Паркер, подождав, пока скроются задние огни автобуса, свернул на север.
Автобус шел к границе; не доезжая до нее двух миль, Уэбб резко свернул с дороги и заехал за деревья, поставив машину так, чтобы ее не было видно с шоссе. Но следы останутся. Завтра рано утром, примерно
