совершенно спокойно создавала любую форму: от человеческой фигурки с соблюдением всех пропорций, до причудливой формы вазочки.
Когда о новом увлечении узнал супруг, то немедленно выписал из-за границы специальный материал для лепки и снабдил супругу довольно солидной библиотекой по технике создания «малых форм». Правда, супруга не посвятила этому жизнь, а рассматривала, в основном, как хобби, но время от времени не без удовольствия создавала какую-нибудь очередную безделушку…
— Прости, Андрюша, меня отвлекли от разговора с тобой, — услышал он рядом голос Ивана Ивановича. — На чем мы остановились?
— На том, что мама сказала странную фразу.
— Ах, да! Она сказала: «Наверное, я чего-то вовремя не узнала…»
— Действительно, странно. Как вы думаете, что она могла иметь в виду?
— Представления не имею. Да, кстати, я узнал, что здесь должна быть знаменитая мадам Дарси, ее творения все больше входят в моду. Красивая женщина, черт побери, а походка-то, походка… Королева! Что с тобой?
Бокал выпал из рук Андрея и с легким звоном разлетелся вдребезги на гладком мраморном полу.
Глава вторая. Комната Синей Бороды
Андрей проснулся, словно от толчка, и обвел глазами утопающую в полумраке комнату. Скоро рассвет, вон уже птицы начали распеваться. А на подушке рядом — милая, родная, черноволосая головка, длиннющие ресницы лежат на смуглых, чуть впавших щеках, дыхание чуть слышно. Когда она спит, то по- прежнему похожа на примерную маленькую девочку. На куклу из «запретной комнаты»…
Такой куклы Андрюша никогда не видел, хотя, естественно, к подобного рода игрушкам особо и не приглядывался. Но это было нечто. Даже не сказочная Кукла наследника Тутти, а что-то еще более прекрасное, заманчивое и изысканное. Ростом с годовалого ребенка, иссиня-черные волосы уложены тугими локонами по обе стороны смуглого, продолговатого, а не кукольно-круглого лица, розовые губки сложены в чуть ироничную гримаску.
Кукла появилась в спальне матери где-то спустя неделю после смерти отца. Это было тем более удивительно, что к подобному «мещанству» Аделаида всегда относилась с презрением и всякие вазочки- статуэточки-салфеточки не жаловала, тем более в своей «святая святых» — спальне. А тут в углу кресла возле балконной двери, сидела эта то ли фарфоровая, то ли восковая красотка и глядела на окружающий мир из-под длинных ресниц хитрыми зелеными глазами. И одета была не по кукольному, а так, как одевались дамы времен Наполеона: прямое платье — хитон зеленого цвета и газовая накидка того же оттенка с золотой нитью.
— Это что за чудо в перьях? — изумился тогда Андрей, протягивая руку.
— Лучше не трогай, — спокойно отозвалась Ада, расчесывая у туалетного столика длинные, густые волосы. — Этой игрушке сто лет в обед, как она до сих пор уцелела, не понимаю.
— Это твоя кукла?
— Теперь моя, — немного загадочно ответила Ада. — Но вообще-то раньше была куклой твоей бабушки Юзефы. А может быть, и куклой ее бабушки, судя по платью.
— Сколько же ей лет?
— Думаю, не меньше ста пятидесяти. А то и побольше.
— И где она была раньше?
— В запертой комнате, — все так же спокойно сообщила ему мать.
Андрей был, мягко говоря, потрясен. Запертая комната не отпиралась никогда. Все разговоры на эту тему отец пресекал с невероятной жесткостью, где держал ключ — никому не было известно. И вдруг мама приносит в свою спальню вещь из этой «комнаты Синей Бороды» и говорит об этом так безмятежно, как если бы взяла вазочку из гостиной.
— А что там еще есть? — замирающим голосом спросил Андрей.
Ада пожала плечами.
— Ничего интересного. Допотопная кровать с подушками и кружевами, сундук с какой-то рухлядью, фотографии…
— Какие фотографии? — с возрастающим любопытством допытывался Андрей.
Ада закончила расчесывать волосы, скрутила их в тугой узел и сделала свою обычную прическу. Вопроса сына она как бы не расслышала, из чего следовало: повторять бессмысленно, все равно смолчит или переведет разговор на другую тему. Характер своей матушки двенадцатилетний Андрей уже знал достаточно хорошо.
Поэтому тоже замолчал и еще раз хорошенько рассмотрел куклу. Сейчас она понравилась ему еще больше, хотя он сам на себя сердился: не девчонка же, чтобы позариться на такую игрушку. Но уж больно обаятельна была эта гостья из дальнего прошлого, и так манили к себе хитрые зеленые глаза… Можно было понять Аду, польстившуюся на такую красоту. В ее детстве, кажется, вообще приличных игрушек не было. А если и были, то до фарфоровой красавицы им далеко.
Присмотревшись, Андрей, достойный сын своего отца-архитектора, понял, что дело еще в пропорциях, которые придал кукле неизвестный, давно покойный мастер. Ведь, как ни странно это звучит, кукла, которая выполнялась в строгом соответствии с закономерностями строения человеческого тела, выглядит дисгармонично. Ее руки кажутся слишком длинными, а ноги слишком короткими. Ладони и ступни слишком массивными. А обычные куклы и не задумываются, как подобие человека в плане пропорций.
Тут же была явно другая концепция. В фарфоровой незнакомке были каким-то непостижимым образом синтезированы пропорции, присущие детям и взрослым, удивительно точно найдена некая «золотая середина» их сочетания. Плюс маленькие хитрости: шея и ноги длиннее, чем у нормального человека, а руки, наоборот, короче. Крохотные ладошки выглядят совершенно естественно, а ножки, обутые в золоченые туфельки на круто изогнутом каблуке, могли бы принадлежать китаянке. В целом же складывалось впечатление абсолютной красоты и гармонии.
— А что случилось с бабушкой Юзефой? — самостоятельно перевел разговор на другую тему Андрей. — Папа никогда о ней не говорил.
— Она умерла от тифа, когда он был еще маленьким, младше, чем ты сейчас. А потом его отец уехал с ним в Киев, и там умер. Это все что я знаю, сын. Твой папа не баловал меня рассказами о своих предках.
— Но почему? — искренне изумился Андрей. — И почему ты почти никогда не говоришь о своих родителях? Получается, что мы — какие-то марсиане, что ли…
— Ты начитался научной фантастики, Андрюша, — мягко, но с уже заметными металлическими нотками в голосе ответила Ада. — Мы, Лодзиевские, гордимся собственными успехами, а не заслугами предков. Твой отец был безумно талантливым и самобытным человеком, ему совершенно не обязательно было еще и кичиться своей родословной. А я… Если тебе интересно, то своего отца я вообще не помню, он умер очень скоро после моего рождения, а мама, твоя бабушка Елена, как тебе известно, живехонька- здоровехонька, копается в своем саду и шлет нам варенье с компотами. Я должна об этом всем рассказывать?
— А почему она к нам никогда не приезжает? Даже на похоронах папы ее не было?
— Она плохо переносит дальнюю дорогу, — уклончиво ответила Ада.
Не рассказывать же мальчишке, что она плохо переносила и зятя? Или что его бабушка Елена смотрелась бы белой вороной среди избранной публики на Новодевичьем кладбище и в парадном зале Дома архитектора, где устроили поминки? Такая родня Лодзиевским чести не делает.
— Ты сегодня снова будешь дома? — поинтересовался Андрей.
Мать взглянула на него остро и немного прохладно:
