— … грустная история, которую они мне рассказали. Про дракона.
— Про дракона? — Тень Сейри замерла, повернувшись лицом к тени волшебника. — Какого еще дракона?
— Того, который убил их отца. Соболезную.
Под сенью ивы повисла озадаченная пауза.
— Они сказали – дракон?..
Вместе со словами из нее вырвался звук, который мог бы быть смехом, но не был им.
— Он был либо черный, с рогами и шишками по всему телу, либо цвета грозы и с серебристыми глазами. Смотря кого спрашивать. — Голос волшебника был тих, как легкий ночной ветерок в ветвях ивы. — Или все было иначе?
Голос Шмендрика был как и прежде лишен эмоций.
— Смерть есть смерть – потеря есть потеря. Скорбь есть скорбь. Какая разница?
— Никакой, кроме как для детей – их отец очень любил рассказывать им истории, они буквально выросли на них. Финдрос был слишком мал, но Морра... Морра знает.
— Вы когда-нибудь пробовали обсудить с ней, как это было на самом деле? Я редко такое рекомендую, но иногда...
— Однажды пробовала. Больше никогда.
— Да. Это мудро.
Сейри издала какой-то звук, который Морра не поняла.
Сейри говорила:
— Простите, но другого кресла у нас нет.
— Не беда. Передо мной долгая дорога, а стоит мне присесть, и подняться я могу очень и очень не скоро. Спасибо вам за гостеприимство. Я этого не забуду.
Мама Морры медленно ответила:
— Тропинка, что ведет к дороге, ночью бывает изменчива и заводит людей не туда. Вы рискуете потерять ориентиры.
— У меня вообще нет ориентиров в том смысле, что вы имеете в виду, а дорога моя изменчива при любом свете. Как я уже говорил, я натолкнулся на ваших детей, когда они немного заблудились, да, – но сам я заплутал гораздо сильнее. Я был потерян и бесконечно устал, у меня закончились истории, которыми я себя развлекал, закончились все известные мне игры, с помощью которых мне удавалось уверить себя, что я действительно тот, за кого себя выдаю. Встреча с детьми... она помогла мне.
— Да, вы – мастер рассказывать истории, это несомненно. — Сейри сидела в старом деревянном кресле, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди, и смотрела на волшебника. — И если вам необходимо доказательство того, что вы волшебник, спросите детей. Финдрос взял бы это дурацкое черепашье яйцо с собой в постель, если бы я разрешила, точно так же как, – вы видели, – Морра просила цветок. Они признают вас, эти двое.
В свете луны Морра видела, как ее мама легонько прикоснулась к руке Шмендрика, но тут же отдернула пальцы.
— Но они говорили, что вы знали их имена, даже не спрашивая – и мое имя тоже. Это правда?
— Хмм. Ну, в общем, да. Очень мелкое заклинание, вовсе не такое сложное, как многие думают. Тренировочное заклинание для новичка, на самом деле; у меня оно получается в половине случаев. Может, чуть меньше.
— И что же? А как же цветок Морры? — Он не ответил, и она продолжила: — Цветок Морры, который, как вы сказали, никогда не завянет. Уверена, – любой, кто способен на такое... — она замолчала, и слова повисли в воздухе.
— А-а, — сказал волшебник. — Морра. Да. — Он сухо усмехнулся. — Ну, если этот чертов цветок все- таки умрет, я ведь об этом не узнаю, правда?
— Думаю, узнаете, — сказала мать Морры. — А еще я думаю, что этот цветок очень даже может выжить.
— Тогда это будет ее заслуга, это будет магия ее собственной воли, а вовсе не мое волшебство, — голос Шмендрика вдруг резко усилился. — Нет, конечно, я не клал цветок ей в волосы... но и в ее голове я его не находил. Или, может быть, нашел, но сам этого не знаю. Я никогда не знаю, почему каждая отдельно взятая попытка сотворить что-нибудь волшебное получается успешной или оборачивается пшиком. Я ищу структуры, знаки, указания, я ищу мастеров, все что угодно, если это может помочь мне понять, кто я есть – что я есть: маг или карнавальный обманщик-фокусник, ведь третьего не дано. Я мог бы жить, если б знал!
Сидя на подоконнике, Морра сжимала в руках цветок, ничего не понимая из его речей, но чувствуя скрывающиеся в них скорбь и одиночество. Волшебник вдруг усмехнулся и немного передразнил сам себя:
— «Я мог бы жить...» А ведь это забавно. Действительно забавно. — Он повернулся к Сейри и поклонился ей, без всякой издевки, но с долей тягучей, официальной учтивости. — Что же. Спасибо за этот превосходный обед и за... за то, что одолжили детей. Доброй вам ночи.
Все время, пока длилась их беседа, он вертел в руках свою нелепую шляпу с множеством остроконечных вершин. Сейчас он надел ее на голову, поклонился еще раз – в этот раз энергичней – и отвернулся в сторону. Даже со своего места, даже в полутьме Морра увидела, как волшебник расправил свои худые плечи под старым плащом, словно вскидывая на спину мешок с уличными товарами. А потом он тронулся в путь, мгновенно потерявшись среди лунных теней.
Сейри сказал ему вдогонку:
— Я тоже расскажу одну историю.
Она говорила тихо, но в тишине ночи ее голос был слышен совершенно отчетливо.
То, что Шмендрик остановился, наполовину развернувшись к ее матери, Морра поняла только по наклону, который приняла его нелепая шляпа. Сейри сказала:
— Ты – волшебник, не способный поверить в собственный дар. Я – вдова с двумя детьми. Я не думаю, что когда-либо выйду замуж еще раз, – у меня нет намерения вверять кого-нибудь еще тому небу, которое способно отобрать любовь так случайно, так нелепо, так бесповоротно. Поэтому я не верю ни во что – ни во что – кроме возможности смотреть на мою спящую Морру, на моего Финдроса, который всегда