неизвестной армии лежал, прислонившись спиной к каменной стене, слегка завалившись на бок — видимо, сполз, когда умирал.
Михеев провёл фонариком по кругу: несколько пустых пластиковых бутылок, какой-то мусор, куча дерьма в дальнем углу. Под ногами блеснуло что-то круглое. Михеев наклонился, чтобы разглядеть предмет — жестяную банку с безобразно разорванными краями. Проведя пальцем по запачканной этикетке, он прочитал: «сайра в масле».
Больше здесь находиться не имело смысла.
Выбравшись наверх, Михеев достал из внутреннего кармана фляжку и основательно приложился к ней.
- Кто обнаружил труп?
- Обходчик.
- Ничего здесь не трогали?
- Никак нет. Действовали согласно инструкциям.
Михеев тронулся к выходу, увлекая за собой следователя.
- Вызовите медицинскую бригаду. Поручите им провести полнейшую экспертизу по шаблону А.
- Слушаюсь!
- Да, и ещё. Результаты пусть направят не в канцелярию, а лично мне... Что вы так смотрите?
- У вас ус отклеился.
Михеев провёл рукой по лицу, ощутив пальцами, как клочки шерсти с лёгкостью выскакивают из пористой кожи. Поднёс к глазам ладонь, полную чёрных густых волос.
В лоб ему упёрся холодный револьверный ствол.
- Пройдёмте, так называемый «господин Судья»! И без фокусов!
Михеев резко нырнул влево и вниз, на ходу выхватывая из ножен меч. Голова следователя покатилась по траве, обагряя стебли кровью. Достаточно было пробежать шагов десять, чтобы скрыться за углом здания, но в последний момент Михеев ощутил под левой лопаткой укол, который заставил его споткнуться. В глазах потемнело, поплыли разноцветные круги. Михеев неровно опустился на колени, и в следующее мгновенье его лицо прикоснулось к влажному газону.
От батареи комфортно тянуло теплом. Местами облупившаяся белая краска обнажала ржавчину и робкие человеческие попытки бороться с ней в виде следов нождачки.
Кто-то тронул Михеева за плечо, отчего тот вздрогнул и резко повернул голову.
- Нервишки у тебя, - сказал Ивашкин. - Как у изнасилованной бабуинами восьмиклассницы. Поднимай задницу и пойдём.
- Одеться можно?
- Нужно. Мне голый мужик на хрен не упал.
В каптёрке сидело человек десять «дедов». Гранёный стакан гулял по кругу, наполняемый по мере опустошения на пару-тройку пальцев. Закусывали ирисками.
- Удачи вам, мужики! - сказал Михеев перед тем, как принять внутрь свою порцию.
- Это тебе удачи. А нам — водки побольше и баб.
Без пяти минут дембеля поддержали Ивашкина одобрительным ржанием.
- Давай лучше напоследок сочини нам какую-нибудь галиматью.
Михеев привычно напрягся, возбуждая своё широко разветвлённое древо мыслей.
- Я знаю, как опровергнуть первый закон термодинамики, - наконец, родил он.
Лица солдат выразили озабоченность, и он поспешил пояснить:
- Это тот, который утверждает, что если где-то убыло, то в другом месте должно прибавиться.
Все облегчённо вздохнули.
- Так вот: это чушь полная!
- Врёшь! - не согласился Ивашкин, но явно лишь для того, чтобы подразнить.
- Никак нет. Вот, допустим, у меня есть знания. Я делюсь ими с товарищами, но у меня их не становится меньше. Спрашивается, откуда они берутся?
- Ну, ты, Миха, гений! - заголосили вокруг.
- Жаль, с водкой у нас такого не получится. - Ивашкин выжал в стакан последнюю каплю.
Снег хрустел под ногами, запоминая форму ботинок, ступивших на него — он злопамятен, но не вечен и безнадёжно слаб. Михеев указательным пальцем поманил к себе «духа».
- Освобождаю тебя на сегодня от трудовой повинности.
Лопоухий «дух» подобострастно закивал головой.
- Иди в казарму и сочини на вечер новую песню. Что-нибудь грустное, философское.
- Есть, товарищ сержант!
Он побежал выполнять задание, страшась не успеть, а Михеев, уж в который раз, посмотрел в сторону забора, за которым не было ровным счётом ничего: ни таинственного склада, ни громадного куба посередине, ни даже дырки, прикрытой прогнившей доской. Там лишь тянулись провода, провисшие чуть ли не до самой земли, на которых расфуфыренные воробьи морозили свои розовые лапки.
Он убедился, что толпа прилежных «духов» справляется с работой, зевнул и пошёл искать своих.
Перед самым ужином он заглянул в казарму — пополнить запас сигарет. То, что он увидел, повергло его в моментальную ярость: откомандированный на пост поэт дрых на кровати, нагло сопя и шевеля во сне губами. Михеев не стал орать и даже наоборот — постарался подкрасться к нарушителю как можно тише, по дороге выдумывая казнь. Не доходя шагов двух, он почему-то затормозил, остановился и взял с тумбочки листок.
Мелкие клочки бумаги завертелись осенними листьями, нарушая казарменную чистоту. Михеев оставил их довершить свой недолгий полёт, а сам вышел обратно на мороз и потопал в сторону столовой.
Houston, 2012
