А она ждет его, надев ожерелье. Как он хорошо сделал, что купил его! И как верно решил не говорить об игре в рулетку. Он целует ее, присев на краешек кровати.
— Как хорошо дома! — вздыхает он. — Ну и работа у меня!
— Встречался со своим клиентом?
— Да. Но ничего не вышло… Знаешь, я много думал… Ты права… Хватит с меня этих книг, нужно искать другую работу…
Голос его срывается, но впервые за долгое время они, кажется, пришли к согласию.
А это значит, что у них появился еще один шанс.
Фурре[1]
Лоншам… Соревнования на приз «Триумфальная арка»…
Супруги Марассен очень взволнованны. Безусловно, много больше, нежели окружающие их игроки — те, кому в большинстве своем грозит проигрыш. Дидье и Сильви знают, что выигрывают. Да они уже выиграли. Вот только бы знать сколько? Это пока неизвестно. Как обладатели билета Государственной лотереи, номер которого вышел в предварительный тираж, они уверены в своей победе, однако «сумма выигрыша будет зависеть от результата соревнования». Так записано в правилах, которые Дидье вкратце пересказывает своей жене.
— В любом случае — мы богаты… Очень богаты, если Фрикотэн победит… чуть меньше, если он придет вторым… еще немного меньше, если придет только третьим…
Фрикотэн приходит вторым. Супруги Марассен выиграли 200 ООО франков, или, как они говорят, «двадцать миллионов» — это производит большой эффект! А если говорить точнее, то всего десять миллионов, так как Дидье, как обычно, купил билет «в доле» с кузеном Гастоном.
— Ну да все равно! — вздыхает вечно чем-то озабоченная и не умеющая радоваться Сильви. — Но я была бы более спокойна, если бы билет был у тебя!
Дидье пожимает плечами.
— Ты же знаешь, что мы храним билеты по очереди. Мы ведь не можем разрезать его пополам или писать расписки… Мы никогда так не делали.
— Раньше, — с невинным видом замечает Сильви, — мы и не выигрывали!
— О Боже! — восклицает Дидье. — Но если не верить Гастону, то кому же тогда верить?
И, как человек без комплексов, добавляет:
— Этот старина Гастон… сейчас он, должно быть, чертовски рад, если, конечно, смотрел телевизор… Ведь из-за Берты он должен делать вид, что не интересуется скачками!
— А ведь правда. Про нее я совсем забыла!.. Слушай- ка, а что он будет делать со своими деньгами? Судя по его рассказам, она ужасно подозрительная.
— Подозрительная или нет, Гастон разберется сам… Для начала будет почаще приезжать развлекаться в Париж, как ты думаешь?
— Ты забываешь про его желудок, — смеется Сильви.
Но радость ее длится недолго. Нахмурив лоб, она спрашивает:
— Дидье… а номер… Ты уверен, что…
С уставшим видом тот достает из кармана записную книжку.
— 136 882… Серия «Р»… написано по буквам, точнее, по цифрам… Давай расслабься, Сильви… Знаешь, для начала побалуем себя небольшой пирушкой.
— У «Батиста»?
— Да ты что, смеешься? «Батист» остался в прошлом!
Немного смущенные, супруги Марассен делают заказ представительному официанту.
Потягивая виски — они пьют его впервые, — строят планы на будущее. Вкусы их не во всем одинаковы, но в одном они совершенно сходятся: нужно купить машину и не спеша двинуться на Лазурный берег.
— Но, Дидье, мы же не можем вот так все бросить и уехать?
— Почему? Права у меня есть. В конторе скажу, что мне нужен отпуск пораньше, и мне не откажут.
— Но… ведь, чтобы купить машину, нужно все-таки иметь деньги.
— Получим их от Гастона.
— А тебе не кажется, что нужно немедленно позвонить ему, твоему Гастону?.. Может, он еще ничего не знает?
— Тут я с тобой совершенно согласен, Сильви. Конечно же ему нужно позвонить…
Дидье спускается к телефону в подвальное помещение, просит соединить его с Антибом.
— Алло… Антиб?.. Это, должно быть, мадам Крепуа? Здравствуйте, мадам… Я хочу сказать, добрый вечер, кузина. Говорит Дидье Марассен. Да, мы с вами еще не имели удовольствия познакомиться, ведь вы никогда не сопровождаете Гастона в Париж… Кстати, Гастон дома? Что?.. Что вы говорите?.. Вчера вечером? Какой ужас! Да, я конечно же знал, что он не отличается особым здоровьем, но он всегда был таким веселым, подвижным… Еще в пятницу утром, когда мы провожали его на вокзал… Боже! Я не могу поверить… И когда же состоятся… Да-да… мы конечно же приедем… Крепитесь, кузина. Крепитесь.
По выражению лица своего мужа и без того взволнованной Сильви становится ясно, что их радужные планы под угрозой.
— Могу спорить, Гастон говорит, что билета у него нет.
— Гастон ничего не говорит. Он умер вчера вечером. Судя по всему — инфаркт. Берта дала нам телеграмму, но ведь сегодня воскресенье…
Официант приносит закуски и удаляется.
— Ты не сказал Берте о билете?
— Да ты что! Если уж Гастон ничего ей не говорил, значит, на то были причины… А потом, разве она мне поверит, что билет мы покупали на двоих? У нас ведь нет никакого подтверждения. Значит, все остается ей.
— Ты прав. Я не знаю Берту, но доверия к ней не испытываю. Она наверняка была бы счастлива обобрать нас.
— Поэтому нельзя терять время… Постараемся достать два билета на «Голубой экспресс». Который час?
— Десять минут восьмого… Но ты даже не знаешь, куда Гастон мог положить этот билет.
— Ну, я догадываюсь. Он однажды признался мне, что прячет всю мелочь, которую хочет утаить от жены, в табакерку… Она терпеть не может табак. И никогда не заходит в его кабинет. Мне достаточно будет пяти минут, а ты в это время придумаешь, чем занять Берту.
Однако, прежде чем разобраться с Бертой, нужно рассчитаться с официантом, объяснить ему, что они вынуждены немедленно уйти и им жаль, но они заплатят за все, что «было заказано, если так принято…
Под презрительные взгляды персонала, Дидье кладет на стол несколько банкнот, хватает куртку и толкает Сильви к выходу.
Утро следующего дня. Девять часов. С маленьким чемоданчиком в руке Дидье и Сильви отыскивают нужный дом, спрятавшийся среди живописных улочек древнего Антиба. Ветхое двухэтажное строение с галантерейным магазином под названием «Стоит только подумать». На плотно закрытых ставнях белеет объявление: «Закрыто по причине похорон».
Дидье вынужден стучать несколько раз, прежде чем дверь открывается. И — о неожиданность! Перед ними несколько полноватая женщина лет двадцати пяти, с доброжелательным лицом. В ней нет ничего общего с тем, что представляли себе Марассены.
— Здравствуйте, Берта… Вы позволите называть вас Бертой?
— Лучше Авророй, — отвечает женщина с явным южным акцентом. — Я горничная.