— Цепная реакция! — замечает Винсен.
Кюре падает в кресло.
— Нам, вероятно, будет трудно играть, — говорит он. — Но выпить мы можем. Это поможет забыть наши мелкие неприятности.
Симона торопливо разносит бокалы. Кюре поднимает свой, в то время как Далюэр смотрит на них с нескрываемой ненавистью.
— За наше здоровье, — произносит старик. — Очень уместный тост!
Час спустя все четверо уже на дороге. Антонен и Винсен спешат избавиться от своих повязок.
— Чертов Поль! Ну и устроил он вечерок! — говорит Винсен.
— Но другого выхода не было, — отвечает Антонен. — Этот тип — настоящий дикарь, когда затронута его гордость.
— Поставьте себя на его место, — мягко говорит кюре.
— Я знаю, — отвечает Поль, — я был не прав. А вы все столь великодушны!
— Это все святой отец придумал, — говорит Винсен.
— Со мной действительно случился несчастный случай, — поправляет кюре. — И вас это натолкнуло на мысль. Провидение использует иногда совершенно неожиданные методы. За это, дорогой мой Антонен, вы проводите меня до дому.
Антонен залезает в машину кюре, а Винсен крутит ручку. Святой отец берет Поля под руку.
— А теперь, — шепчет он, — забудьте ее. Для вас обоих это был тяжелый урок. Обещаете больше не писать ей?
— Обещаю.
Поль еще раз смотрит на дом. В одной из комнат горит свет.
— Поехали, — говорит священник.
Признание
Половина девятого утра.
В шикарно обставленной художественной мастерской, отделанной на современный манер, мужчина с раздражающей медлительностью заканчивает бриться: это писатель Жак Ереван. Его фотографии украшают стены: Жак Ереван, играющий в теннис, Жак Ереван за рулем кабриолета, Жак Ереван, подписывающий, читающий, смотрящий…
В другом конце комнаты Патрик Мэнье смотрит на часы, ему с трудом удается устоять на одном месте.
— Поторопитесь, — наконец говорит он. — Мы опоздаем.
— Сейчас, сейчас, — отвечает Жак. — Это же надо — разбудить человека в такую рань!
Он выключает бритву и не торопясь, аккуратно убирает ее в коробку.
— Каждый год один и тот же спектакль, — продолжает он. — Нужно, чтобы моя теща вернула Николь в Париж.
— Может быть, она действительно была больна, — замечает Патрик.
— Ну да, конечно, — ворчит Жак. — Я же еще и виноват. Ладно. Иду.
Мужчины уходят, и старая служанка Бреванов, Мария, закрывает за ними дверь.
Они спускаются по крутым улочкам Пея к небольшой площади, окаймленной арками, где запаркован кабриолет Жака. Писатель не торопясь закуривает, прежде чем сесть в машину.
Проехав площадь Турби, они объезжают стоящий на пути автомобиль. Владелец машины, итальянец, сломал домкрат и не может поменять колесо. Жак останавливается.
— Так мы никогда не доедем, — возмущается Патрик.
— Да ладно! Поезд наверняка немного задержится, — ворчит Жак.
Жак и итальянец меняют колесо. Патрик нервничает. Он всматривается в даль, в панораму побережья. Скала Монако, туннель, откуда через некоторое время выйдет поезд, который привезет Николь.
Наконец Жак снова садится за руль.
— Надо же было ему помочь.
— Мы опоздаем к поезду!
— Ну, тогда она подождет! — злобно бросает Жак. — Или возьмет на вокзале такси.
Они мчатся по извилистым улочкам. Шины визжат на поворотах. Патрик нервничает все больше.
— Мы разобьемся, — нерешительно предупреждает он.
— Не велика потеря, — ворчит Жак. — Что касается меня, то найдется немало тех, кто будет ликовать.
В тот же момент случается непоправимое. Автомобиль не вписывается в поворот, их заносит. Жак пытается спасти положение, но машина уже завертелась, она врезается в стену, отскакивает вправо, выбрасывая Патрика на дорогу, и срывается в пропасть. Через несколько секунд раздается металлический грохот и воцаряется тишина.
А теперь судебный следователь изводит своими вопросами несчастного Патрика.
— Ваши методы защиты весьма шатки, — аргументирует он. — Вот послушайте, каковы факты. Нам известно, что вы покинули Пей без двадцати девять. «Голубой экспресс» прибывает в Монте-Карло в половине десятого. Вам вполне хватало времени. Для чего понадобилось господину Еревану мчаться сломя голову по столь опасной дороге?
— Я же вам говорил, господин следователь, — устало отвечает Патрик. — Мы помогли одному итальянцу поменять колесо, что нас и задержало.
— К несчастью для вас, мы не находим никаких следов этого таинственного итальянца. Мы уже обращались на радио, итальянская пресса достаточно подробно писала о несчастном случае. Сознайтесь, что упорное молчание этого автомобилиста кажется по меньшей мере странным.
— Я рассказал вам правду.
— Ладно… Поговорим теперь о самой аварии. В принципе, вы должны были упасть вместе с машиной. Однако вас обнаружили на дороге, хотя и оглушенного, но целого. Все выглядит так, как если бы вы ударили своего друга в тот момент, когда машина стояла, а затем столкнули в пропасть и машину, и бесчувственного водителя. Я знаю, случаются необъяснимые несчастные случаи. Но в этой истории все слишком странно. Вы не находите?
Патрик молчит.
— А вот вам еще одна странность, — продолжает следователь. — Ваше присутствие в доме Еревана. Всем известно, что мсье Ереван жил как медведь. Вы же сами признаетесь, что он бывал с вами груб. И все же вы оставались… Вы утверждаете, что привыкли к настроениям вашего друга и не придавали всему этому значения. Вот только…
Следователь делает паузу и продолжает:
— Вот только вы еще признаетесь, что испытывали к мадам Ереван…
— Простите?
— Здесь так написано, — взъярился следователь, стукнув кулаком по досье. — Слушайте!
«Вопрос: Каковы были ваши отношения с мадам Ереван?
Ответ: Я был к ней очень привязан.
Вопрос: Опишите точнее степень вашей привязанности.
Ответ: Я любил ее».
Так или нет?
— И правда, и неправда, — протестует Патрик. — Любовь бывает разной. Во-первых, я никогда не говорил ей о своей любви. А во-вторых, я всегда избегал возможных встреч. Я проводил у Бреванов время от времени два-три дня. А с тех пор как Жак попросил меня подготовить большой тираж его последнего романа, мы виделись несколько чаще. Но не более того.
