вы.
Жантом встал, со стоном прошелся, скрестив руки на животе, как будто прикрывая на нем рану. Он едва переводил дыхание. Потряс головой, освобождаясь от давящего на него груза.
— О! Прошу вас, — проговорила она. — Прекратите комедию. Как будто до этого не знали, что подожгли вы! Сядьте и выслушайте меня. У меня нет желания провести вечер здесь, держа вас за руку. И я не намерена вас выдавать. Хочу просто продать вам карточку.
Ошеломленный Жантом сел на место. Он уже потерял все ориентиры. Что это за комната? Почему так жарко? И о чем говорит этот молодой человек, размахивая карточками, как будто предлагая ему сыграть в покер?
— Для вас это оказалось потрясением, — произнес от- куда-то издалека голос. — Возьмите себя в руки. И давайте кончать.
Жантом протянул дрожащую руку.
— Клянусь, я их не убивал… этих четырех.
— Хорошо, договорились. Ясно, что вы их не убивали. Ну же. Проснитесь. Видите карточки? Их около тридцати. Доктор Лермье был скрупулезным и методичным человеком. Вам не повезло, что он перед смертью не успел уничтожить все свои записи. Они сохранились в его секретере. И не только ваши. Других пациентов тоже, ими мы уже занимаемся.
Жантом прислушался, пытаясь понять. Он совершенно запутался. Ему под нос сунули целый набор тщательно разграфленных карточек, красивых карточек, на которых само по себе возникает желание что-то написать. Клер каким-то нехорошим голосом произнесла:
— Миллион за все. Это не много.
Жантом переварил цифру, облизал губы, на которых выступила слюна.
— Миллион! — выдавил он.
Да, у этой девицы, возникшей из ниоткуда, странные представления.
— У меня никогда не было миллиона, — запротестовал он.
— У вас нет. Но у вашей жены есть.
— У жены? У Мириам?
— Да, у Мириам. Она заплатит. Я видела ее чеки. Знаю, сколько она зарабатывает. Вы не представляете себе, сколько я корячилась ради шести тысяч франков в месяц, а она в это время гребла бабки лопатой. Итак, поговорите с ней. Либо она платит, либо вас заметает полиция.
Жантом прикрылся руками, пытаясь защититься.
— Меня это не касается, — отозвался он. — Я вам ничего плохого не сделал.
Клер поглубже уселась в кресле.
— Действительно, — прошептала она, — вы совершенный…
Постучала пальцем по виску, и этот жест позабавил Жантома.
Потом она нежно взяла его за руки, как бы привлекая все его внимание.
— Ну же, мсье Жантом. Посмотрите на меня. Ваша жена утверждает, что вы гораздо менее… странный, чем выглядите. Вы хорошо меня поняли? Я могу отправить вас в тюрьму или как минимум спровоцировать неимоверный скандал. Вы следите за моей мыслью? Согласны? Для вашей жены скандал означает самоубийство. Надо же — выйти замуж за человека, совершившего несколько убийств! Но отвечайте же, не смотрите на меня, как идиот. Я сама к ней обратиться не могу. Позавчера она вышвырнула меня за дверь. Вам придется самому с ней поговорить. Вот, я оставляю одну из этих карточек. Пусть убедится, что это не подделка. В левом углу — имя и адрес доктора Лермье. Повторите цифру.
— Миллион, — пробормотал Жантом.
— Отлично. От вас требуется одно — чтобы вы признали свою вину. А мы уж сами вмешаемся.
— Кто это вы?
— Я и другие. Вас не касается. Когда она поймет, что вышла замуж за опасного поджигателя, то созреет для дальнейших действий. И руководить ею будет страх.
На изможденном лице Жантома появилось что-то вроде интереса.
— Ну да, конечно, — проговорила она. — Вы этого не ждали. Последует ли продолжение? Разумеется. Сейчас я вам объясню. Не знаю, поймете ли вы, но сделать это стоит. Видите эту карточку, последнюю в досье? Так вот, именно она заставит вашу жену принять решение. Конечно, она начнет брыкаться, пригрозит нам полицией, станет торговаться и все прочее… Но человек, который будет говорить с ней… не я, я в этом деле не одна… скажет ей: избавьте нас от всей этой суеты. Заплатите, и вам отдадут документ, доказывающий невиновность вашего мужа. В противном случае вспыхнет война и вам придется кусать локти, или заплатите за мир миллион.
Она рассмеялась, закурила сигарету и пустила дым в лицо Жантому.
— Итак! — сказала она. — Надо, чтобы всем было хорошо. Бедный мой, вы меня расстраиваете, у вас такое несчастное лицо. Вам ведь не хочется признавать, что вы сожгли свой родной дом. Но вы его и не жгли. В последней карточке Лермье написано всего несколько строк. Читаю: «Получил признание мадам Жантом. Оно созналась, что в момент душевного расстройства подожгла мельницу. Я полностью ошибался. Малыш Рене невиновен, но оправится ли он?» Несколько строк, но этого достаточно.
Жантом не очень хорошо за всем этим следил. Потрясло его слово «невиновен», и вдруг произошел давно зревший в нем взрыв. Он бросился на девушку, бешено схватив ее за горло.
— Это я-то невиновен, грязная шлюха! Ты тоже думаешь, что я не могу совершить поджог?
Он потряс ее, бросил на палас.
— Оставь мать в покое. И отца. Это я! Я! Это я! Ах! Ты предпочитаешь молчать… Так-то лучше. Если бы ты знала, кто я есть на самом деле.
Он дал рукам приказ разомкнуться, но безуспешно, и в последний раз сжал ее.
Клер больше не двигалась. Жантом встал, носком ноги отбросил разбросанные карточки, навалился на стол, не без труда дотянулся до телефона и набрал номер людей в белом.
— Алло… Алло… Говорит мистер Хайд.
— Не шумите, — прошептал доктор Стоб.
— Думаете, он нас может услышать? — спросил Дельпоццо.
— Я просто проявляю осторожность. Он приходит в бешенство, когда чувствует, что за ним наблюдают. Видите? Пишет. Пишет часами. Ему дали бумагу, шариковые ручки, и он работает, не поднимая головы, как будто что-то наверстывает.
— А пишет он стоящие вещи? — осведомился издатель.
— Вы сами сможете оценить. Каждый вечер санитар тщательно подбирает созданное им за день. Ну а теперь оставим его.
Доктор Бриюэн в последний раз посмотрел на Жантома. Тот сидел за маленьким столиком у окна спиной к коридору, водил ручкой по листу без колебаний, не делая никаких исправлений, не глядя на лужайку с цветами, по которой прыгали дрозды. Теперь ему наплевать на неистощимую плодовитость Мириам.
— Какая жалость, — проговорил Бриюэн.
— Да нет же, — отозвался директор психиатрической больницы, — уверяю вас, он счастлив.
Все трое отправились в его кабинет.
— Все произошло так быстро, — заметил Дельпоццо. — Когда я уезжал в Лондон, он кидался еще вполне нормальным. Был немного возбужден, взволнован, но мы все давно
