переработке.
По количеству и радикальности изменений издание 1856 г. — редкое явление в истории литературы из 182 стихотворений, входивших в издание 1850 г., в новое собрание было перенесено лишь 95, из них в прежнем виде 27, а в измененном — 68. Любимым приемом исправления явилось исключение целых строф, в особенности последних 14 стихотворений лишились заключительных строф. Впоследствии Фет так отзывался об издании 1856 г. «…издание из-под редакции Тургенева вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным» (Фет А. Мои воспоминания. Ч. 1. С. 105); однако ни в издании 1863 г., ни при подготовке итогового издания, вышедшего уже после смерти Фета, он не попытался вернуться к забракованным Тургеневым текстам. Проблема канонического текста стихотворений Фета, исправленных в издании 1856 г., принадлежит к числу особенно трудных текстологических казусов. Подробный анализ этой проблемы дан в моей статье «Судьба литературного наследства А. А. Фета» (Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 561–602). Мне же пришлось дважды решать эту проблему практически, как редактору обоих советских полных собраний стихотворений Фета, и каждый раз я решал ее иначе. В издании 1937 г. я попытался дифференцировать тексты, измененные в издании 1856 г., следующим образом «положив в основу принцип последнего прижизненного текста, отступать от этого принципа в тех случаях, когда последние редакции либо заведомо не принадлежат Фету — как редакции с исключенными Тургеневым строфами, либо хотя и даны самим Фетом, но разрушают композицию, тематику, фонетический, ритмический, лексический или семантический строй стихотворения» (Фет А. А. Полное собрание стихотворений. Л., 1937. С. 677). Около 40 стихотворений в этом издании напечатано не в последних, а в ранних редакциях. Но когда через двадцать лет я вернулся к работе над изданием Фета, я не признал прежнего решения правильным, так как оно «не обеспечивает вполне объективных результатов. Поправки, ухудшающие стихотворение с точки зрения мелодики стиха, могут улучшать его со стороны образности и т. п.; в выборе неизбежно скажется вкус редактора» (Фет А. А. Полное собрание стихотворений. Л., 1959. С. 712). Поэтому в издании 1959 г. все тексты напечатаны в последних прижизненных редакциях.
Круг ценителей, атмосфера литературных интересов, высокая оценка поэзии Фета возбудили в нем новый творческий подъем. Из его воспоминаний мы узнаем, что ко времени сближения с кругом «Современника» он «давно уже не писал стихов» и «для журнальной печати запас их <…> оказался ничтожен». Между тем, в период 1854–1859 гг. стихотворения Фета идут в журналах таким же потоком, как в начале его литературной деятельности. Печатается он главным образом в «Современнике» и «Отечественных записках», а также в «Библиотеке для чтения», «Русском вестнике», «Русском слове».
Быстрое улучшение материального и общественного положения Фета приводит к изменению его жизненных планов. Он пытается опереться на литературный труд, сделать его основным занятием. Он начинает профессионально заниматься стихотворными переводами с немецкого, французского, английского, польского, латинского языков, пишет и печатает статьи, очерки, рассказы, пишет поэмы, хотя сам впоследствии признается, что «эпической жилки» в нем никогда не было. Он мобилизует старые запасы и дает в печать — частью переделанные — стихи и переводы 40-х годов, даже студенческого времени, не напечатанные раньше. Он старается устроить в журналы все, что напишет, вопреки устным, письменным и даже печатным советам быть строже в выборе своих произведений для печати. В конце 1859 г. Дружинин пишет Льву Толстому «Сам Фет прелестен, но стоит на опасной дороге, скаредность его одолела, он уверяет всех, что умирает с голоду и должен писать для денег. Раз вбивши себе это в голову, он не слушает никаких увещаний, сбывает по темным редакциям самые бракованные из своих стихотворений, и есть надежда, что наконец „Трубадур' и „Рододендрон' будут напечатаны». С издателями Фет вступает в жестокие схватки из-за размера гонорара, и Некрасову приходится угрожать ему вырезать его произведение из уже отпечатанной книжки вследствие «неслыханной цены», которую Фет требует за свои стихи.
В новом социальном положении профессионального литератора для Фета, может быть, не так чувствительно — во всяком случае, не так существенно — было то, что ему не удалось выслужить дворянство. Фет дослужился до чина штабс-ротмистра, и следующий чин ротмистра (соответствовавший в кавалерии пехотному чину майора) должен был принести долгожданное звание потомственного дворянина. Но в 1856 г. новый царь Александр II, как бы в компенсацию дворянству за готовящуюся реформу, еще более затруднил проникновение в потомственные дворяне. По новому указу для этого стал требоваться уже не майорский, а полковничий чин, достигнуть которого в обозримый срок Фет не мог надеяться.
Фет решил уйти с военной службы. В 1856 г. он взял годовой отпуск, который частично провел за границей (в Германии, Франции и Италии), по окончании годового отпуска уволился в бессрочный, а в 1858 г. вышел в отставку и поселился в Москве.
В 1857 г. Фет женился на М. П. Боткиной, дочери крупнейшего чаеторговца и сестре критика В. П. Боткина. Это была некрасивая девушка не первой молодости, с каким-то печальным романом в прошлом. Надо думать, что брак Фета был исполнением той части его жизненного плана, о которой он писал И. П. Борисову после смерти Марии Лазич
«Итак, идеальный мир мой разрушен давно <…>. Ищу хозяйку, с которой буду жить, не понимая друг друга <…>. Если никто никогда не услышит жалоб моих на такое непонимание друг друга, то я буду убежден, что я исполнил свою обязанность, и только». Женой. Марья Петровна оказалась хорошей спокойной, хозяйственной, применявшейся к характеру Фета.
Во второй половине 50-х годов, по позднейшему выражению Фета, «литература настойчиво окружала» его «похвалами». Однако и в это время успех Фета был, собственно, успехом в литературном кругу.14
К концу 50-х годов признание Фета и в литературном кругу перестает быть единодушным. В эти годы создается революционная ситуация, резко обостряется идейная борьба. В критике исключительное значение приобретает вопрос о целях, задачах, смысле литературы и искусства вообще. Революционно- демократическая критика призывает к созданию искусства идейно значимого, доступного народу, широко отражающего и осмысляющего жизнь, участвующего в решении ее насущных вопросов, в борьбе за прогресс человечества и перестройку общества. Этим взглядам «эстетическая» критика противопоставляет требование свободы искусства от какой бы то ни было связи с социально-политическими целями и задачами. По утверждению критиков-эстетов, прекрасное не может быть создано на почве «временных», «случайных», «злободневных» интересов, искусство — поэзия в особенности — связано лишь с «вечным идеалом красоты». «Поэт, под одеждою временного, имеет в виду только вечные свойства души человеческой <…>. И тем всегда глубже и прочнее действие поэтического произведения, чем независимее оно от временных, и, следовательно, скоропреходящих интересов», — говорит В. П. Боткин в статье о Фете. «Вечными» темами поэзии признавались прежде всего темы природы и любви. Не возбранялась и «поэзия мысли», лишь бы размышления поэта касались «вечных» вопросов бытия, а не конкретных, насущных социально-политических проблем.
Фет всегда тяготел к темам, одобряемым теоретиками «чистого искусства». Когда наступили годы резкого размежевания писателей, он безоговорочно встал под знамена этого направления и ополчился на его врагов не только в программных стихотворениях, но и в статьях («О стихотворениях Ф. Тютчева» — 1859 г., «По поводу статуи г. Иванова» — 1866 г.). Эти статьи характерны воинствующим эстетизмом, агрессивной борьбой со взглядами революционной демократии «Художнику дорога только одна сторона предметов их красота»; единственная задача искусства — «передать во всей полноте и чистоте» образ, «в минуту восторга» возникающий перед художником, «другой цели у искусства быть не может»; «произведение, имеющее какую бы то ни было дидактическую тенденцию», — это «дрянь», и т. п.
Такие взгляды на искусство были тесно связаны с определенной социально-политической ориентацией. Налет студенческого либерализма давно уже выветрился у Фета. В первые годы офицерства он еще, по позднейшему признанию, был «полон романтизмом Жорж Занд», характерным для свободолюбивых настроений передовой молодежи 40-х годов. Описывая свой роман с Марией Лазич (в мемуарах он называет ее Еленой Лариной), Фет указыает «Главным полем сближения послужила нам Жорж Занд». Но чем больше он ассимилировался в среде провинциальных офицеров и помещиков, тем более усваивал реакционные взгляды. Однако до середины 50-х годов социально-политические вопросы вообще мало интересовали Фета. Обострение идейной борьбы вынуждает его более четко определить свои взгляды и симпатии.
Если в 50-е годы Фет печатался преимущественно в «Современнике», — в 60-е годы дальнейшее сотрудничество в этом журнале делается для него невозможным. «Современник» с середины 50-х годов
