– Валяй, – поморщившись, дозволил Воронин. Столько лет он упорно твердил заместителю, чтобы тот забывал о субординации в подобных дружеских беседах. Однако полковник столь же упорно не желал избавляться от этой привычки.
– Постараюсь сформулировать покороче, так как сами знаете, что бывает, когда я начинаю говорить на отвлеченные темы, – сразу предупредил Петренко. – Несет похуже того Остапа… В общем, вот вам мое скромное мнение. Насчет «никаких» глаз майора спорить не буду – по мне, вполне обычные глаза, разве что и впрямь не особо выразительные… Причина, которая вызвала ваше удивление, товарищ генерал, кроется в другом. А именно – в мировоззрении. Вы – офицер с солидным боевым опытом, успели насмотреться в жизни всякого: и беспримерного геройства, и обыкновенного малодушия, и безропотного солдатского фатализма, с которым, скрипя зубами, идет в бой большинство простых бойцов. И в том, и в другом, и в третьем случае психология этих людей вам вполне понятна. Вы пытаетесь привить подчиненным те идеалы, в какие сами искренне верите. А уж насколько ваши солдаты проникаются ими, показывает реальная боевая обстановка. Но существует еще один редчайший тип солдата, с которым вы, судя по всему, никогда не сталкивались. Эта категория бойцов в равной степени отдалена от всех вышеперечисленных и вряд ли станет преклоняться перед чьим-либо авторитетом. Хотя каждый из них беззаветно предан Родине не меньше нас с вами. Однако они воспринимают ее не как страну, состоящую из лесов, полей и рек, населенную братьями-соотечественниками, а в образе некоего символа, чистоту которого следует оберегать тщательнее, чем зеницу ока. Эти отщепенцы – разрешите назвать их так – неуютно чувствуют себя в солдатском коллективе, поскольку их угнетает любое общество. Они неспособны проявить себя, служа в обычном армейском подразделении. Зато, действуя в одиночку и обретая относительную свободу на пути к цели, отщепенцы демонстрируют невероятную самодисциплину, хладнокровие и оперативность мышления. Они трезво оценивают любую обстановку и прилагают для достижения победы ровно столько сил, сколько необходимо. Отсюда вывод, что отщепенец ставит перед собой лишь достижимые цели и не прет на рожон, даже если ситуация это позволяет.
– Значит, твой майор и есть такой отщепенец? – спросил Воронин. – Современный фанатик-ассасин, для которого религией служит истовая любовь к символу-Родине.
– Совершенно верно – отщепенец, – кивнул Петренко и тут же помотал головой: – Но он не фанатик, ибо тот слеп в своей единственной страсти, а майор хладнокровен настолько, насколько нам с вами этого даже не вообразить… Вы учили и продолжаете учить солдат любой ценой защищать свою Родину и, если потребуется, отдать за нее жизнь. В полной мере осознавая это, бойцы будут поддерживать в себе необходимый моральный дух и идти в бой уверенными, что их дело правое…
– А как же иначе? – удивился генерал. – Высокий моральный дух солдата – первейший залог победы. Если сомневаешься, почитай историю.
– Никак нет, не сомневаюсь и полностью с вами согласен, – ответил полковник. – Но мы сейчас говорим об отщепенцах, а они мыслят иными категориями и смотрят на войну со своей обособленной позиции. Для них залог поддержания высокого морального духа – возможность бить противника теми способами, которые они сами сочтут нужными. Отщепенец полагает, что недостаточно просто оберегать свой священный символ от поползновений врага. Эта прагматичная категория солдат искренне верит, что для достижения победы следует сначала подчистую уничтожить все вражеские святыни, а уже затем позволить таким солдатам, как вы, товарищ генерал, приступать к разгрому деморализованного противника.
– Радикалы войны! – недовольно скривился Воронин. – Голые амбиции и никаких моральных принципов! Но разве они – редкость? Да таких в генштабе больше половины сидит!
– Позвольте уточнить, – заметил Петренко. – Одно дело сидеть в генштабе и планировать нанесение ядерных ударов по территории противника, а другое – самому оказаться на этой территории в качестве карателя и обагрить руки кровью не только самих врагов, но и членов их семей. Нанести предельно жестокий точечный удар, дабы нагнать страху на других врагов и продемонстрировать, что их ждет, если они не откажутся от своих враждебных намерений. Нам с вами, товарищ генерал, никогда не поручили бы такую работу, потому что мы – обычные солдаты, которые свято чтут Устав и Присягу. Командование знало, что у нас есть принципы, которыми мы не можем хладнокровно поступиться, даже повинуясь приказу. Для столь нетипичной работы требуется нетипичный исполнитель – такой, как наш отщепенец-майор. Вы и он обладаете различными взглядами на жизнь и на войну. Однако, как бы то ни было, Родина в равной степени нуждается в вас обоих. Проблема в том, что отщепенца не так-то легко выявить и рекрутировать на эту работу. Все они – индивидуалисты, которые быстро разочаровываются в воинской службе и уходят из армии еще до того, как моя бывшая контора успевает к ним присмотреться. Про «срочников» и говорить нечего – отщепенец должен в обязательном порядке иметь крепкую психику и полностью сложившееся мировоззрение. Только такие рекруты способны в полной мере осознать, в чем будет заключаться их служба, еще до того, как сами к ней приступят. И как следствие этого – не разочароваться в выборе жизненного пути. И то, что наш майор до сих пор в седле, доказывает лишь одно: он занимается своим делом, насколько отвратительным и гнусным оно бы нам ни казалось… Виноват, товарищ генерал: хотел высказаться покороче, а получилось, как всегда.
– Да, есть за тобой такой грешок, чего уж там, – улыбнулся Воронин. – Но в любом случае, благодарю за откровенность. Хотя ничего такого, о чем бы я раньше не догадывался, ты мне не сообщил. Глупо обижаться на Родину за то, что помимо меча она не брезгует воевать и отравленным кинжалом. И тут ты совершенно прав: меч и кинжал – разные орудия убийства, даже когда боец дерется ими одновременно. Трудно сказать, чем при этом будет нанесен врагу решающий удар, – все зависит от ситуации. Поэтому на поле брани надо быть готовым ко всему… Ладно, прячь бутылку и пошли на боковую. Завтра будет ранний подъем и трудный день. Надеюсь, наш «кинжал» окажется достаточно острым и ядовитым…
Глава 8
Дикие Земли были, пожалуй, единственной в Зоне территорией, которая получила свое название не за внешний облик, а, фигурально выражаясь, за сущность. Когда сталкеры-новички, плохо изучившие перед походом в Зону ее географию, впервые слышали о расположенных к западу от Бара краях, они представлялись новичкам голым безлюдным пространством, облюбованным аномалиями и стаями четвероногих мутантов. Каково же было удивление этих недалеких сталкеров, когда вместо зловещих пустырей их взору представала железнодорожная сортировочная станция – обширный, но плотно застроенный участок местности, изрезанный рельсовыми ветками, что до сих пор были загромождены вагонами, локомотивами, а то и целыми составами. Многочисленные депо, разгрузочные площадки и склады зарастали травой и кустарником, пробивающимися сквозь асфальт и бетон к тусклому солнышку Зоны. «Жгучий пух» длинными космами свисал с опор ЛЭП, трубопроводных магистралей, пешеходных эстакад и ржавых козловых кранов. Хватало в изобилии и прочих аномалий, подстерегающих искателя артефактов порой в совершенно неожиданных местах (один из замеченных Кальтером «Трамплинов» обосновался даже в кабине тепловоза).
Порой из глубин темных ангаров раздавались рычание и крики таившихся там мутантов, но, как сказал майору долговец Мракобес, в этом районе Диких Земель обитает не так уж много монстров. Все они предпочитают ошиваться южнее, возле ведущей на Янтарное Озеро дороги. По словам Мракобеса, там у мутантов «прикормленное место». Со стороны лаборатории Х-16 все еще продолжали тянуться на восток пораженные пси-излучением, зомбированные сталкеры – лакомая добыча для вечно голодных снорков и кровососов. Психотропный генератор в подвале лаборатории сегодня тоже был отключен, но бродящих окрест нее неприкаянных зомби (не восставших из мертвых, а скорее не умерших до конца искателей артефактов) еще оставалось столько, что вряд ли здешним хищникам в скором времени будет угрожать голод.
Как и повсеместно в Зоне, на сортировочной станции также царили разруха и запустение. Но назвать эту территорию дикой лишь по одному этому признаку язык не поворачивался. По сравнению с тем же «Агропромом» станция пребывала в гораздо лучшем состоянии. И если в отношении первого можно было подумать, что он заброшен явно не одно десятилетие, то вторая выглядела так, словно жизнь здесь замерла максимум года три назад. Видимо, причиной этого следовало считать стоящие на рельсах вагоны и локомотивы. Именно из-за их обилия казалось, будто станция еще функционирует, просто в данный момент все работы на ней до поры до времени приостановлены. Так что, на первый взгляд, Дикие Земли звались
