Рассказывая о себе, Николай Кладо отмечает, что вместе с профессором инженерной академии Буйницким он вёл практические занятия в офицерской артиллерийской школе, куда командировались офицеры береговой артиллерии из всех приморских крепостей. В это время Кладо имел возможность посетить почти все наши приморские крепости, в некоторых побывал по несколько раз.
Кладо настаивал на том, что главная задача всякой военной академии – работать над установлением единства военного мышления в военном сословии. «Без такого единства всегда было трудно воевать, а теперь это положительно немыслимо. Ни один начальник ни в какой области, даже в самой тесной, например даже на отдельном корабле, не может предвидеть и всем распорядиться сам – он должен во многом предоставить широкую инициативу своим подчинённым… К этому невозможно сколько-нибудь приблизиться без единства военного мышления.»
В то же самое время этой проблемой занимался вице-адмирал Степан Осипович Макаров – флотоводец и военно-морской теоретик. В 1897 году Макаров опубликовал капитальный труд «Рассуждения по вопросам морской тактики». Любопытно, что адмирал Макаров рассуждал о тактике, а лейтенант Кладо взялся за исследование проблем стратегии, то есть обратился к высшей области военно-морской науки. И одно это уже удивительно. Стратегическим мышлением обладают единицы. Тем более мышлением, способным обобщить имеющийся опыт всех предыдущих войн, переработать его и превратить в научную систему.
В октябре 1906 года в газете «Кутлин» была опубликована статья «Некоторые выводы из Шантунгского и Цусимского сражений», в которой один морской офицер сказал: «Какая забота строевому составу флота и армии углубляться в бездну премудрости, когда в сущности всё дело обстоит значительно проще. Разве Александр Невский, Дмитрий Донской, Пётр Великий, Суворов и другие выдержали бы экзамены даже в юнкерское училище, а не только в академию генерального штаба; однако они оставили после себя бессмертные образцы военного искусства.»
Слыша вокруг себя такие речи, Николай Лаврентьевич Кладо всё же не падал духом и продолжал пропагандировать идею высшего военного образования. Понимая, что невежество всегда прячется за спины гениев, Кладо не уставал повторять, что гениальными полководцами, одарёнными сказочной интуицией, рождаются единицы, поэтому для успеха в войне нужны обширные и крепкие знания всего командного состава. Конечно, теория ничего не решает, она лишь объясняет. Решает практика, но разумно она может делать это, только руководствуясь объяснениями теории. В качестве примера такой теоретической подготовки Кладо приводил адмирала Бутакова и его книгу «Новые основания пароходной практики», одна из глав которой посвящена таранному бою.
«Вот если начать практиковаться в таранном бое с такой подготовкой (а так это и делали в эскадре Бутакова на особых таранных баркасах), то практикующимся уже не приходилось бы терять времени на то, чтобы наткнуться путём продолжительной практики на те исходные положения, которые на бумаге получаются в самое короткое время… Именно адмирал Бутаков, сделав подробный теоретический разбор таранного боя, был способен организовать таранные упражнения, и притом так, что они приносили огромную пользу участвовавшим в этих упражнениях офицерам.»
К сожалению, со смертью Бутакова окончились и таранные упражнения, а его таранные баркасы были переданы в артиллерийский отряд и прослужили там десятка два лет для развозки учеников по судам.
Этот пример наглядно демонстрирует отсутствие того самого единства военного мышления, о необходимости которого твердил Николай Лаврентьевич. Труды одного человека и очевидная польза этих трудов вовсе не принималась во внимание другими людьми. Разве это не трагедия военной мысли?
«Жизненная деятельность государств проявляется в двух, очень резко разграниченных между собой областях: в устройстве внутренней своей жизни и во внешних сношениях – в установлении таких отношений между государствами, при которых могли бы быть соблюдены их общие и согласованы противоположные интересы. Когда об этих интересах возникает спор и никто из спорящих не может или не хочет уступить, остаётся один путь – решить этот спор силой оружия.
Значит, война – это одна из сторон проявления жизненной деятельности государств… Война – это продолжение внешней политики с оружием в руках. А значит, ведение войны связано с политикой, исходит из неё и находится от неё в постоянной зависимости… Очевидно, что стратегия, подготовляющая и ведущая войну, тесно связана с политикой, которая должна указать ей, с кем и к какому времени следует подготовить войну… Значит, практическая задача стратегии очень сложна – это разрабатывать планы подготовки государства к войне и ведения войны, поддерживая эти планы всё время в соответствии с обстановкой, то есть с географическим, этнографическим и экономическим положением.» (Кладо «Этюды по стратегии»)
В России конца девятнадцатого века велись яростные споры о природе войны, о возможности или невозможности её исключения из жизни человечества. В эти споры была вовлечена интеллектуальная элита страны и высшее государственное руководство.
В мае 1896 года состоялась коронация Николая II.
Генерал Редигер вспоминал, что «на коронации государя около 20 полковых командиров, прослуживших в чине полковника не менее 16-ти лет, были произведены в генералы с оставлением в должностях. Такой застой давал армии престарелых вождей, едва терпимых в мирное время и вовсе негодных в военное время».
К этому времени Кладо уже год преподавал военно-морское искусство в Морской Академии.
В 1897 году была проведена первая всеобщая перепись населения российской империи. По данным переписи в России проживало почти 130 миллионов человек. В городах проживало только 13% населения, хлебом кормили половину Европы, армия – самая большая в мире, флот по числу боевых кораблей в строю был третьим, уступая лишь Англии и Франции.
В конце девятнадцатого-начале двадцатого столетий флот имел первостепенное значение. Статус страны, обладавшей мощным военным флотом, можно сравнить со статусом ядерной державы в наше время.
Историки называют то время эпохой безудержного маринизма. Государи всех стран с головой отдались увлечению флотом, и это понятно: экономика каждого государства зависела от состояния морских путей – более восьмидесяти процентов мирового торгового оборота осуществлялось по морю.
Флот стремительно развивался, превращался в центр аккумулирования всего самого передового. И это касалось не только техники и вооружения, но и теории. Парусные суда ушли в прошлое, уступив место паровым кораблям. Но стремительность, с которой менялся флот, застала командный состав врасплох.
Корабельный инженер Костенко, участвовавший на броненосце «Орёл» в Цусимском сражении, вспоминал:
«Когда развившаяся техника проникла в русский флот, то его руководители не распознали в этом явлении нового ведущего начала, которое предопределяет всю будущую эволюцию флота. Они продолжали цепко держаться за освящённую двухсотлетней историей постановку морского дела. Все высшие руководители нынешнего флота, начиная от великого князя генерал-адмирала Алексея и кончая любым капитаном первого ранга, командиром корабля, получили образование в те времена, когда ещё были живы традиции парусного флота, а паровой двигатель казался лишь заменой парусов при безветрии. Так было ещё в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия. Действующий в настоящее время Морской устав, система морского ценза, воспитание личного состава и дух воинской дисциплины флота ещё остались всецело пропитанными идеологией парусного времени, которая казалась старым морякам незыблемой и переходила от одного поколения к следующему.»
Высший командный состав флота не учёл происшедших в начале двадцатого столетия изменений. Он продолжал черпать свои взгляды на тактику морского боя, на методы командования и боевой подготовки личного состава из старого опыта. Разнобой в области тактических взглядов привёл к тому, что Морское министерство не смогло выработать устойчивую программу создания нового флота. Флот не имел ясного осознания своих стратегических и тактических задач.
Моряки старого воспитания, удерживали за собой все ключевые посты. Конечно, они не отказывались от использования новой техники, ибо прекрасно осознавали, что нелепо было противопоставлять противнику отсталый флот. Но всё же цеплялись за свои привычки и не желали пускать в руководство людей нового времени, чтобы не лишиться под напором прогрессивной волны своего положения. Тем временем моряки молодого поколения уже впитали в себя уважение к передовой технике.
«Матрос нового времени, – писал Костенко, – должен быстро соображать. Мускулы утратили
