???церкви, будущие берии – раз! Ну играл! Таких оттягивал «паровозов»! Так играл, что шарахались рейхстаги в 45-м наповал! Раз!.. …А где-то в начале века человек, сощуривши веки, «Не играл давно», – говорит. И лицо у него горит. 4 В этой кухоньке скромны тумбочки, и, как крылышки у стрекоз, брезжит воздух над узкой улочкой Мари-Роз, было утро, теперь смеркается, и совсем из других миров слышен колокол доминиканский, Мари-Роз, прислоняюсь к прохладной раме, будто голову мне нажгло, жизнь вечернюю озираю через ленточное стекло, и мне мнится – он где-то спереди, меж торговок, машин, корзин, на прозрачном велосипедике проскользил, или в том кабачке хохочет, аплодируя шансонье? или вспомнил в метро грохочущем ослепительный свист саней? или, может, жару и жаворонка? или в лифте сквозном парит, и под башней ажурно-ржавой запрокидывается Париж – крыши сизые галькой брезжут, точно в воду ??????погружены, как у крабов на побережье, у соборов горят клешни, над серебряной панорамою он склонялся, как часовщик, над закатами, над рекламами, он читал превращенья их, он любил вас, фасады стылые, точно ракушки в грустном стиле, а еще он любил Бастилию – за то, что ее срыли! И сквозь биржи пожар валютный, баррикадами взвив кольцо, проступало ему Революции окровавленное лицо, и глаза почему-то режа, сквозь сиреневую майолику проступало Замоскворечье, все в скворечниках и маевках, а за ними – фронты, Юденичи, Русь ревет ?????со звездой на лбу, и чиркнет фуражкой студенческой мой отец на кронштадтском льду, папа, это ведь несмертельно? Папа, как ты в годах глухих? Мы родились от тех метелей, умираем теперь от них. Вот зачем, мой Париж прощальный,
