наверняка, принял меры предосторожности. Едва ли он хотел, что бы бриллианты достались ментам.
Остается последний вариант: Катсецкий передал камни в окно кому-то, кто зашел со двора. И этим человеком могла быть, скорее всего, конопатая. 'Это только теоретические домыслы. Но в них есть какая-то логика', – размышлял Левша.
Он перешел на шаг, разгоряченное тело начало остывать, по спине снизу вверх мелкой волной прошел озноб и начала побаливать голова. Мысли, как крысы, выпущенные из клетки, натыкаясь друг на друга, стали разбегаться в разные стороны. В этой суматохе, из дальнего и темного уголка подсознания, начало прорисовываться что-то неимоверное и почти мистическое, пока не имеющее четких контуров и очертаний, но с каждой секундой становившееся определеннее.
Увлекшись воспоминаниями, он сбился с дороги, сделал крюк и, обогнув ельник, вышел к Архиереевой даче с другой стороны. Заснеженный двор пустовал и, казалось, что здесь уже многие годы не ступала нога человека. Левша снеговой лопатой расчистил дорожку, сгреб снег с крыльца и дернул на себя тяжелую, давно не крашеную входную дверь. Пружина натянулась, заскрипела радостно, и Левша не поверил своим глазам. На крыльцо вальяжной походкой вышел рыжий, упитанный котяра, точная копия Золотого. Левша подумал, что от долгого бега босиком он все-таки простудился и у него начался жар, но присмотревшись по внимательней, убедился, что все происходит в действительности. Кот важно прошествовал мимо Левши и, не уступая ему дорогу, тиронулся хвостом об покрасневшую ступню.
– Стоп, – одернул себя Левша, – этот котяра с хвостом. Значит, он ничего общего с Золотым не имеет. Это всего лишь совпадение. А, может, это маленькая генеалогическая веточка, оставленная жизнелюбивым Золотым? – Предположил Левша: слишком уж разительным было сходство.
Скорее всего, это был любимец Бороды. Как оказалось, кошак выбрался на двор недаром. Левша наблюдал, как он, спрятавшись между деревьев, раскопал передними лапами рыхлый снег, беззастенчиво уселся на выкопанное углубление, и для видимости отгородившись от внешнего мира пушистым хвостом и выпучив круглые золотистые глаза, стал справлять свою большущую кошачью нужду. Левша не стал ему мешать и снова потянул на себя скрипучую дверь.
Пружина мелодично скрипнула, старые ржавые петли запели восторженно, под их аккомпанемент в голове у Левши что-то щелкнуло, и цепь замкнулась. Он мысленно выстроил в одну линию рыжего хвостатого кота, справляющего котячью нужду, старую конопатую знакомую, избавившую его в свое время от запора, чем чуть было не оказала медвежью услугу, и бесследно исчезнувшие драгоценности. Все дело было в том, что когда ему ставили клизму, он уже собрался на этап и, опасаясь неминуемого в этом случае неоднократного обыска, проглотил запаянные в целлофан три сторублевки. Зеки называли это 'торпедой', которая была самым проверенным способом перевозки денег у 'хозяина'. Прошедшая все циклы пищеварения 'торпеда' через несколько дней опять оказывалась в руках у своего владельца. Самую конечную фазу этого мероприятия с трудом можно было рассматривать с точки зрения эстета. Но у 'хозяина' на это не обращали внимания. Существовал и упрощенный способ 'торпедирования', но он был рассчитан на одни сутки. Из скромности автор не станет посвящать в него взыскательного читателя.
Теперь все становилось на свои места. Знавший все зековские ухищрения, Катсецкий мог, запивая водой, поштучно проглотить царские бриллианты и унести их с собой в могилу.
'Камни потеряны навсегда,- решил Левша.- Тревожить покой Никанора было бы большим грехом'.
Поразмыслив, Левша пришел к единственно правильному решению: 'Бриллианты у Никанора. Пусть все сбудется, как задумал Кат'.
С Самвелом Вагинаковичем Левша сошелся на 'Магистрали', широком привокзальном тротуаре, усеянном магазинами, киосками и лотками. Большая часть уезжающих и приезжающих, так или иначе, проходила через 'Магистраль', с утра до позднего вечера пассажиры экспрессов, скорых и электричек сновали взад-вперед, покупая все необходимое для дороги. В час пик 'Магистраль' напоминала муравейник. На это 'сладкое' место и притащил Вагинаковича Муравел. Подыскав парочку подставных, так называемых 'верховых', Самвел 'упал на низ', то есть стал выступать в роли ведущего, громко и с прибаутками зазывая прохожих. К ним сразу же подошел бригадир стоявших рядом наперсточников, отозвал Муравела в сторону и не совсем вежливо попросил сменить место работы.
– Здесь все забито, – объяснил он подошедшему Вагинаковичу, указывая рукой вдаль. – Все до самого Дома быта. Так что теряйтесь и не находитесь.
Муравел, Вагинакович и двое верховых понуро побрели вдоль 'Магистрали' и примостились где-то на задворках, за Домом быта. Несмотря на это, рулетка под бойким руководством Самвела Вагинаковича, имела успех, возле нее постоянно толпились зеваки и игроки, делающие ставки. Первый рабочий день прошел удовлетворительно, и коллектив во главе с Муравелом зашел в соседний двор Литерного дома для подведения итогов. Но, видимо, это был не их день. Вслед за ними в Литерку зашли трое на лысо стриженых молодцов и, выпячивая на показ дутые бицепсы, стали в боевые стойки:
– От кого работаете? Кому долю носите? Сколько в общак даете? – Посыпались вопросы.
Самвел стал подальше прятать деньги и получил пинок чуть ниже копчика.
– Это вам что, Нагорный Карабах? – Запальчиво завопил крупье, двумя руками закрывая карман с деньгами. Но это не помогло. Непрошеные гости забрали большую часть денег и на прощанье сказали, что теперь они будут работать на них.
После повторного пересчета кассы оказалось, что бритоголовые прихватили не только выручку, но и часть денег, которые Самвел раздал для работы подставным. Такое распределение средств очень не понравилось Самвелу, и он три дня сидел в номере и пил горькую.
Деньги, как всегда, стали заканчиваться в самый неподходящий момент и, пересчитав остаток наличности, армяшка показался на свет Божий. Он заплатил за номер, и решил перекусить в 'Экспрессе', рядом с вокзалом. Самвел был человеком общительным и хлебосольным, вдобавок ему надоело пить одному, поэтому он пригласил к себе за столик одиноко сидевшего за чашкой чая посетителя. Тот от угощения отказался, но внимательно выслушал собеседника и обещал помочь с трудоустройством.
– Завтра глянем на этих жуков навозных. И посмотрим, чей козырь старше. Сиди в номере и жди.
Так Самвел схлестнулся с Левшой.
Левша был уверен, что без особых усилий сможет отвоевать для Самвела место на 'Магистрали'. Всю свою сознательную жизнь он только и делал, что отвоевывал жизненное пространство. Тех, что на виду, в расчет он не брал. Это были работяги, 'верхние' и 'низовые', плюс бригадиры. Серьезное противостояние могли составить люди, организовавшие этот вид бизнеса. Те, кто делал 'крышу' и кому, в конце дня, бригадиры возили долю.
Для начала они 'упали' возле Дома быта. Место пустовало и, как Левша и предполагал, никто не пришел выяснять отношения. От Муравеловского коллектива остался один Самвел. Прежних подставных Левша уволил за неряшливый вид и запах алкоголя, а Муравел не вышел на роботу, сославшись на недомогание. В качестве 'верхних' Левша пригласил двух старых проходимцев, живших по принципу 'люблю блатную жизнь, но воровать боюсь'. Они вполне подходили на эту роль. А бригадиром поставил своего старого кореша Кольку Генерала. В его обязанности входило 'подымать' 'станок' при появлении патруля и вести бухгалтерию.
Повеселевший Самвел уверенно руководил игрой. Ротозеи плотным кольцом окружили рулетку, от желающих проверить свое счастье не было отбоя. Самвел принимал ставки и сплавлял их верховым. Когда они пошли на перерыв и подсчитали прибыль, то оказалось, что заработок больше пятисот рублей.
Наперсточники искоса поглядывали на новый 'станок', но подойти не решались. И только в конце смены, столкнувшись в дверях 'Экспресса', один из бригадиров поинтересовался у Левши:
– Ты от кого работаешь, братан?
– Разбуй очи, земляк. Я могу работать только на себя. И авторитетнее себя лица не знаю.
На следующий день Самвел узнал одного из тех, кто отнял у них выручку. Левша поманил его пальцем, но смельчак предусмотрительно растворился в толпе.
Через неделю Левша объявил территорию Дома быта своей собственностью и, подобрав людей, поставил второй 'станок'. В качестве крупье в новом коллективе выступал отставной 'комитетчик' по прозвищу Шифоньер. Братва считала, что кличка Шифоньер звучит слишком напыщенно, и его называли сокращенно Шифером. В свое время он закончил технический ВУЗ, работал мастером на военном заводе, где и был завербован в 'комитет'. На заводе был особый отдел, сотрудники которого отвечали за
