Братскому охлопыванию по плечам месяца,
Радушной улыбке солнца, перед которым ты еще робеешь,
Глянь вниз.
Аполлон Иванович Вапаев работал старшим экономистом на крупном перерабатывающем предприятии. Так в последнее время начал именоваться мясокомбинат, что стоял на окраине города среди березок, опухших от мерзкого запаха. Котел Лапс работал круглые сутки, а окно Аполлона Ивановича выходило как раз на цех переработки. Летом быстро душнело и приходилось распахивать ставни. Тотчас же кабинет наполнял прогорклый смрад горелых обрезков мяса и костей. Вот, наверное, первый и единственный недостаток Аполлон Иванычевской работы.
Вообще сказать, у нас в городке между уборщиком, шофером, экономистом, старшим экономистом, главным экономистом и финансовым директором лежат денежные пропасти величиной в человеческую жизнь. Нашему же герою зарплату платили исправно, и, отметим, достаточно приличную. Иногда (не так уж часто, скажем в пользу Вапаева) за небольшие приписки либо наоборот, отписки, приносили маленькие подарки. Деньги почетом не пользовались, очень уж это похоже на взятку, но в мясе семья нашего героя недостатка никогда не испытывала.
Иногда в кабинет Аполлон Иваныча забредали заблудившиеся крестьяне или охотники, которые его несказанно раздражали. Как раз сегодня произошел именно такой случай. Из какого-то хозяйства, где кириллицу познали лет десять назад, послали делегацию невменяемых колхозанов. Бессмысленно промотавшись по всем этажам, на табличке ”Старший экономист” они увидели знакомые буквы, вернее, даже ”черты и резы”, и всей ордой влетели внутрь, поднимая пыль до потолка.
- Мясо бериеём?
- Скотину закупаим?
С таким народом невозможно говорить на нормальном языке, и Аполлон Иванович очень долго пытался выставить их за дверь, в отдел снабжения. Пришлось даже употребить лексику, неприемлемую в воспитанном обществе. Под конец пришлось вызвать охрану, которая за шкибот вышвырнула бормочущих поставщиков из мгновенно оскверненной скотьим духом светлицы. Комната и без того неприятно пахла, но к запаху свежей мясо-костной муки Вапаев уже привык, и запах скотины, исходящей от немытых человечьих тел, вконец выбил день из стандартной колеи. Даже хвойный освежитель воздуха только усугубил едкий запах. Сначала песочно защипали глаза, потом и голова стала ныть, как огромная мозоль.
Пришлось звонить по внутреннему главному экономисту.
- Елена Михална, я, наверное, в управление быстренько слетаю.
- Чего там?
- Да, говорят, там разнарядку новую получить надо.
- Ну, давай, раз надо.
- До ЗАВТРА тогда.
- Ну, давай, до завтра.
Разнарядку Вапаев получил уже сегодня по факсу, поэтому вместо управления он помчался домой. И теперь он сидел в кресле, развалившись, как кот-переросток, и лениво смотрел в телевизор. Жена, Зарена Ильинична, обычно являлась домой в шесть, и три лишние часа следовало использовать с максимальной пользой. Аполлон Иванович купил маленькую бутылку коньяку, и сейчас безмятежно поглатывал напиток, пахнущий теплой виноградной бочкой, плавно погружаясь в топкую негу.
Жена явилась вовремя. Вапаев ритуально ее чмокнул, они поужинали и сели перед телевизором. Новости, как обычно, начинались с приключений президента. Все эти журналистские байки огорчали Аполлон Иваныча. Вот Вождь купил на рынке носки – и пожалуйста! – репортаж о нелегкой судьбе того самого продавца носков. В конце ролика торгаш, щерясь во все свое лицо, не отягощенное багажом интеллекта, лопочет:
- Вот, Президент-то, Президент наш денюжку заплатил за носки-та! Во как! Пятнадцать рублей, как и цена им. Я говорю, мол, это, не надо, говорю, денег! А он, нет, заплатил, как положено! – и тычет в камеру грязные пальцы, сжимающие потертые мелочушки.
Аполлон Иванович сначала бесился, но потом привык, отдавая должное работе писак, которым нечем заполнить прайм-тайм. Теперь он лишь тонко улыбался, глядя на щербатый оскал носочника:
- Я думаю, пять рублей-то, дырочку у зятя продырявлю, он на Полетстрое слесарит, веревочку продену и на шапку – и носить буду, мол, Президентова денежка-то!
Скоро должна была придти дочь. Она после института ходила на курсы операторов РС. Сын, Икар, обычно возвращался затемно – он усердно тренировался в воздушно-десантном военном клубе. Важно для парня -- пилотирование, бой в воздухе, прыжки и прочее. Пусть в школе не самый лучший – после армии посмотрим, кто окажется на первом месте. Сам Аполлон Иванович тоже отслужил в свое время в десантуре и нисколько об этом не жалел.
Начались восмичасовые новости и президент жестко охарактеризовал свой новый курс, который ушлые писаки нарекли поэтическим ”Дать права рожденным ползать”. Вапаев недовольно зевал, тыкая кнопкой по другим каналам, жена неторопливо пошла на кухню. Запахло жареным мясом: минут через десять должна явиться Света. Она обычно не опаздывала, знала, что родители будут волноваться. Так случилось и на этот раз – дочка впорхнула скромно, аккуратно затворив за собой дверь.
Поев, Света зашла в залу и села на свободное кресло, отряхнув его от ссохшейся земли с кошкиных лап.
- Мама, папа, мне нужно с вами поговорить.
Фраза о том, что беда не ходит поодиночке, была сказана каким-то внимательным человеком еще очень давно. И по сей день это неоспоримо. Но бедствующий философ, что ходил без штанов, завернутый только в длинную простынную тогу, упустил еще много деталей беды.
Беда дышит.
Она не выныривает из болота нежданно, окатив тебя оплеухами воды и тины. Если вы так думаете, значит, вы просто не знаете, что такое беда. Нет, это не жаба! Она спокойно, уверенно подходит к вам, чтобы слиться с вами, войти в вас.
И вот вы, еще ничего не видя и не зная, начинаете чувствовать дыхание беды. Издалека оно веет восторгом. Но затем непонятное восхищение усиливается, захлебывается – и беда плавно и резко, как опытный любовник, входит в вас, овладевая целиком до последней капли.
И она дышит. Ее дыхание сливается с биением вашего сердца, иссушая и окатывая терпкими режущими вдохами и выдохами. Каждый мигок исторгает из тебя одышку беды, даже рост твоих ногтей и
