возможность отказаться. Остановить его. Отстраниться, пока еще не поздно. Ага, как же. Да и поздно уже. Она вляпалась. Ее угораздило. Умудрилась.
Она выдыхает его имя ему в губы. Сама не зная, что этим хочет сказать. Но Стас это понимает так, как ему хочется. А ему хочется. Приоткрыть ее губы своими и сделать поцелей чуть более смелым. Более интимным. Более жарким. А потом его язык врывается в ее рот. Его ладони, соскользнув с Вериных плеч, обнимают ее ладони. Он поднимает ее руки и кладет себе на плечи. Вера запускает пальцы ему в волосы. Так и стоят, тесно прижавшись друг к другу, сводя друг друга с ума поцелуями.
Потом Стас отстраняется. Смотрит ей в глаза.
— Вер, я так скучал по тебе. Я за эти две недели чуть с ума не сошел.
Вера бы сказала ему то же самое. Если бы могла хоть что-то сказать. Но она стоит и молчит. Слышит, как гудит кровь в ушах. Как где-то в горле колотится сердце. Стоит и смотрит на него. Не может насмотреться. И, кажется, сознание, вечно контролирующее и управляющее всей ее жизнью, начинает потихоньку покидать ее. Потому что ей плевать абсолютно на все, кроме стоящего рядом мужчины.
И он прочитал это в ее глазах. Со стоном опять припадает к губам. Целует еще жарче и откровенней. Вера так же горячо целует его в ответ. И все вместе это явно перерастает в нечто большее.
Стас подхватывает ее под попку, приподнимает и сажает на стойку. Сам вклинивается между ее ног, широко разводя их. Его большая горячая ладонь ложится на ее поясницу и прижимает Веру к себе. Он весь твердый, а там — особенно. Вера чувствует это тем самым местом. Которое и создано для того, чтобы ощутить эту величину и каменную твердость. Сознание капитулирует. Вера отчетливо понимает, что позволит ему все. Все, лишь он не оставил ее сейчас.
Стас слегка отстраняется, и в пространство между их телами вторгается его рука. Накрывает грудь. Сжимает.
И тут Вера не выдерживает. С ее губ срывается так давно сдерживаемый стон. Стас, накрыв одной рукой ее грудь, другой обхватывает сзади за шею и медленно опрокидывает ее назад. Придерживает. Его губы скользят по шее. Целует. Лижет. Покусывает. Потом наступает черед мягкого беззащитного ушка. Вера стонет, уже не сдерживая себя.
— Да, детка, да, — шепчет ей Стас.
Что-то взрывается у нее в голове. С хрустальным звоном лопается восхитительный кокон из прикосновений его губ и рук, из сводящих с ума поцелуев и обжигающего ощущения открытости в разведенных бедрах. Все это есть, все это остается. Так же как и звучащий в голове голос.
«Да, детка, да. Ты ведь это уже слышала. И видела. Только он тогда был с другой. А потом еще с одной. Ты знаешь, сколько их было? Знаешь, сколько их еще будет? Скольких он вот так же целовал, прижимал к себе, шептал на ушко эти слова? Хочешь быть той, до которой он снизошел именно сегодня? Мисс двадцать первое мая? Сегодня твой день. Тебе его подарили. Наслаждайся им, если можешь. Потому что завтра ты обо всем крепко пожалеешь».
Вера отталкивает Стаса так сильно, что сама чуть не падает назад. С трудом удержав равновесие, спрыгивает на пол.
— Верочка, что случилось? — дыхание у Стаса тяжелое, взгляд — потрясенный.
Раз уж сознание вернулось, Вера дает ему срочное задание. Не допустить слез. Какой угодно ценой.
— Скажи мне, Стас, в какой я сотне? Во второй? Третьей?
— Вера, о чем ты?
— Я для тебя одна из многих. Мне бы хотелось знать свое место!
Чувствуя, что срывается на крик, Вера делает пару глубоких вдохов. У Стаса грудь тоже тяжело вздымается. Глаза совсем темные, почти черные.
— Вера, это совсем другое…
— Конечно, другое! Что, на экзотику потянуло? Хочется попробовать, каково это — трахаться с синим чулком?
— Вера, — в голосе Стаса звучат почти умоляющие интонации. — Зачем ты все портишь? Пожалуйста, не надо, — он пытается погладить ее по щеке. — Поверь, нам будет очень хорошо. Позволь мне…
Вера дергает головой, уворачиваясь от его ладони.
— Это я все порчу?! Нет, это ты все испортил! Причем давно. Задолго до встречи со мной. И с чего я решила, что ты что-то из себя представляешь?! Ты пустой. Можешь продолжать жить так и дальше. Заниматься никчемной работой, за которую не можешь себя уважать. Каждый день трахать новую телку. И старательно не замечать, как от тебя уходит твоя жизнь вместе с талантом. Ты — одноразовый, Соловьев. Ты же знаешь, что это означает. Ты — использованный г*ндон! — последнее слово она просто выплевывает.
Стремительно покидает квартиру Стаса. Потому что сознание оказалось не в состоянии справиться с поставленной задачей. Горячие, обжигающие слезы душат ее.
Кажется, воздух дрожит от злых грубых слов. От грохота захлопнувшейся двери. Стас поднимает руку, чтобы убрать волосы от лица. Вот его пальцы — точно дрожат. С ним со всем что-то не так. Руки дрожат. Сердце колотится. Грудь сжимает как при неправильной декомпрессии. И никак не проходит эрекция.
«Все уже, все», — говорит он себе, наливая еще вискаря. Больше всего досадно, что он посмел… признаться. В том, что ему было плохо без нее. Невозможно. Непривычно. Отвратительно. Все валилось из рук. Он скучал по Вере. ОН! Стас Соловьев, который никогда не спал с одной и той же девушкой больше раза. Ну, в особо исключительных случаях — двух. Сколько у него их было? Стас отхлебнул виски. Как там Вера сказала про сотни? «Во второй? В третьей?». Черт его знает, он никогда не считал. Да и какая, нафиг, разница. Потому что Вера ни в какой не сотне. Она такая одна. Единственная. Во всем мире одна, твою мать, разъединственная такая. И ему повезло ее встретить.
Стас усмехнулся. Подошел к окну. Отсалютовал своему отражению стаканом с виски. Его единственная-разъединственная пять минут назад обозвала его использованным контрацептивом. А он что? А он в отместку завтра придет к ней в семь утра. Разбудит, как последний садист. Будет кофе варить, завтраком кормить. И убеждать, что не г… Короче, что он лучше, чем она о нем думает.
Кто б его самого еще разбудил. Стас катастрофически проспал не только свои наполеоновские планы мести, но и едва не опоздал на запланированную фотосессию. Пришлось планы мести перенести на вечер.
Вера дверь не открывала. На звонки и стук квартира отвечала мертвой тишиной. Сотовый отказывался соединять с отсутствующим в зоне доступа абонентом. Так продолжалось четыре дня. А на пятый в дверь квартиры номер семьдесят восемь открыл риэлтор в компании потенциальным покупателем. Вера уехала.
Глава 7. Уланд и Амиранта
