уставленные бочками и бутылками, стол, заваленный научными приспособлениями, ретортами, пробирками причудливой формы, содержащими живые организмы, и инструментами, некоторые из которых были мне совершенно незнакомы. Книги, газеты и свитки пергамента усеяли голый деревянный пол. Затем я услышал резкий, повелительный голос Смита, перекрывший какофонию разнообразных звуков этой комнаты:
— Вы у меня на мушке, доктор Фу Манчи!
Ибо за столом сидел не кто иной, как Фу Манчи.
Зрелище, которое он в тот момент представлял, не изгладится из моей памяти. В длинном желтом халате; с лицом, похожим на маску, подавшимся вперед и склонившимся среди необычных предметов, лежавших на столе; высоким лбом, сверкающим в свете лампы с абажуром над его головой, и ненормальными глазами, зелеными, закрытыми жуткой пленкой, которые он поднял на нас, — он казался продуктом бредовой галлюцинации.
Но самым изумительным было то, что он и вся эта обстановка сходились до мельчайших деталей с тем, что я видел во сне, лежа прикованным в темнице!
В некоторых больших банках лежали анатомические образцы. Слабый запах опиума висел в воздухе, а около Фу Манчи прыгала, вереща и играя кисточкой одной из подушек, на которых он сидел, маленькая верткая мартышка.
Атмосфера была в этот момент наэлектризована до предела. Я был готов ко всему, но не к тому, что действительно произошло.
Дьявольски-колдовское лицо доктора оставалось неподвижным. Веки его закрытых пленкой глаз всколыхнулись на мгновение, глаза брызнули зеленым светом и вновь закрылись пленкой.
— Руки вверх! — рявкнул Смит. — И не вздумайте шутить. — Его голос от волнения поднялся. — Игра окончена, Фу Манчи. Петри, найди что-нибудь, чем его связать.
Я двинулся вперед и хотел уже протиснуться мимо Смита в узком дверном проходе. Корпус корабля качался под ногами, скрипя и вздыхая, как живое существо; вода уныло плескалась, ударяясь о гнилые доски.
— Подними руки! — приказал Смит.
Фу Манчи медленно поднял руки, и на его бесстрастном лице появилась улыбка, в которой не было веселья, а была угроза. Его ровные бесцветные зубы обнажились, но закрытые пленкой глаза оставались безжизненными, тусклыми, нечеловеческими.
Он сказал тихим свистящим голосом:
— Я бы посоветовал доктору Петри посмотреть назад, прежде чем сделать еще один шаг.
Стальные глаза Смита продолжали не мигая смотреть на Фу Манчи. Дуло его револьвера не дрогнуло ни на миллиметр. Но я быстро оглянулся назад и едва сумел подавить крик ужаса.
Дьявольское рябое лицо с обнаженными волчьими клыками и желтушными раскосыми глазами было всего в двух дюймах от меня. Худощавая смуглая рука, на которой выступали стальные бицепсы, держала кривой нож на расстоянии каких-то миллиметров от моей сонной артерии. Малейшее движение могло означать смерть; несомненно, один удар этого страшного ножа отрезал бы мне голову.
— Смит! — хрипло прошептал я. — Не оглядывайся. Ради Бога, держи его на мушке. Но здесь дакойт с ножом у моего горла!
Рука Смита впервые задрожала. Но его взгляд не оставил злобного неподвижного лица Фу Манчи. Он сжал зубы так, что мышцы его челюсти рельефно выступили вперед.
Молчание, последовавшее за моим ужасным открытием, продолжалось всего несколько секунд. Для меня каждая из них означала мучительное ожидание смерти. Там, в этом стонущем корпусе бывшего корабля, я узнал чувство ледяного страха, никогда раньше не бывшего таким интенсивным за все время нашей борьбы с этой бандой убийц, и в моем мозгу билась мысль: девушка предала нас!
— Вы полагали, что я один? — сказал Фу Манчи — Да, я был один.
Но ни следа страха не было на этой желтой бесстрастной физиономии, когда мы вошли. Значит…
— Но мой верный слуга следил за вами, — добавил он. — Спасибо ему. Я полагаю, вы отдаете мне должное, мистер Смит?
Смит не ответил. Я догадался, что он лихорадочно обдумывал ситуацию. Фу Манчи сделал движение рукой, чтобы погладить мартышку, вспрыгнувшую на его плечо, которая, нахохлившись, издавала свист в нашу сторону, как бы насмехаясь над нами.
— Не шевелитесь! — яростно сказал Смит. — Предупреждаю!
Фу Манчи с поднятыми руками спросил:
— Могу я узнать, как вы обнаружили мое убежище?
— Мы следили за этой посудиной с рассвета, — нагло соврал Смит.
— Ну и что? — закрытые пленкой глаза доктора на мгновение прояснились. — И сегодня же вы вынудили меня сжечь дом и схватили одного из моих людей. Поздравляю вас. Она не предала бы меня, даже если бы ее кусали скорпионы.
Огромный блестящий нож был так близко от моего горла, что между лезвием и артерией прошел бы разве лист бумаги; но мое сердце забилось еще сильнее, когда я услышал эти слова.
— Вы зашли в тупик, — сказал Фу Манчи. — Хочу сделать предложение. Я полагаю, вы ни за что не поверите моему честному слову?
— Я — нет, — быстро ответил Смит.
— Поэтому, — продолжал китаец на своем безупречном английском, в котором только иногда проявлялись гортанные ноты, — я должен поверить вашему. Я не знаю, какие у вас там силы за пределами этой каюты, а вы, я полагаю, не знаете о моих силах. Мой бирманский друг и доктор Петри пусть идут впереди, а я и вы пойдем за ними следом. Мы пройдем через топи, скажем, триста ярдов. Затем вы положите свой пистолет на землю, и дадите мне слово оставить его там. Далее, я хотел бы получить гарантии, что вы не нападете на меня, пока я не вернусь обратно. Я и мой верный слуга уйдем, оставив вас по истечении оговоренного срока действовать так, как вам заблагорассудится. Согласны?
Смит колебался, затем решился.
— Дакойт тоже должен оставить свой нож, — сказал он.
На лице Фу Манчи опять появилась дьявольская улыбка.
— Согласен. Мне идти первым?
— Нет, — отрубил Смит. — Впереди пойдут Петри и дакойт, затем вы; я иду последним.
Фу Манчи отдал гортанный приказ, мы оставили каюту с ее адскими запахами, анатомическими образцами и загадочными инструментами и в договоренном порядке вышли на палубу.
— На лестнице это будет не очень удобно, — сказал Фу Манчи. — Доктор Петри, я положусь на ваше слово, если вы пообещаете придерживаться договоренности.
— Обещаю, — сказал я. Слова застревали у меня в горле.
Мы поднялись по качавшейся вверх-вниз лестнице, дошли до пирса и зашагали через низины, — китаец под дулом револьвера Смита, — сопровождаемые мартышкой, которая вертелась у наших ног, прыгая взад и вперед. Дакойт, одетый лишь в темную набедренную повязку, шел рядом со мной, держа свой огромный нож и иногда кровожадно посматривая на меня. Осмелюсь утверждать, что никогда раньше в этом месте осенняя луна не освещала подобной сцены.
— Здесь мы расходимся, — сказал Фу Манчи и что-то приказал своему слуге.
Дакойт бросил свой нож на землю.
— Обыщи его, Петри, — велел Смит. — У него может быть спрятан другой.
Доктор согласно кивнул, и я обыскал дакойта.
— Теперь обыщи Фу Манчи.
Я сделал и это. Никогда в жизни я не испытывал подобного отвращения. Меня трясло, как будто я прикоснулся к ядовитой гадине.
Смит опустил свой револьвер.
— Будь проклято мое идиотское благородство, — сказал он. — Никто не мог бы оспаривать моего права застрелить тебя на месте.
Хорошо зная Смита, я видел по его едва сдерживаемому гневу, что, только поверив, не колеблясь, в честность моего друга и его готовность сдержать свое слово, Фу Манчи удалось на этот раз избежать справедливого возмездия. Пусть он был сущий дьявол, но меня восхищало его мужество, ведь он, конечно,
