— Ну, это мы ещё посмотрим сегодня ночью, после закрытия ресторана.
И он вышел. Стелла подошла к хозяину только в «мертвые часы» перед ужином.
— Вам не хотелось бы рассказать мне, в чем дело?
Джордж попытался изобразить удивление.
— О чем это вы?
— Да так просто.
— Мне жаль, Стелла, но, поверьте, не могу.
— Почему?
— Это опасно.
— Для кого?
— Для вас… для нас обоих.
Она пожала плечами.
— Убегая от действительности, никогда ничего не выигрываешь.
Он умоляюще попросил:
— Не вмешивайтесь в это дело, Стелла. Помните, вчера вечером у нас пили кофе с рогаликами двое полицейских, которые рыскали тут повсюду в поте лица после двух краж со взломом сейфов в банке и в кинотеатре?
Она утвердительно кивнула головой.
— Так вот, мне следовало бы давно догадаться. Это же почерк Ларри. Он работает, никогда не оставляя за собой следов. Всегда — в резиновых перчатках, чтобы исключить отпечатки пальцев. Ловко отключает сигнальные системы. У него все проходит с точностью часового механизма. Никаких улик. Немудрено, что полиция сбилась с ног. Ларри Гиффин, он словно дух бесплотный.
Стелла задумчиво смотрела на него.
— А что он имеет лично против ВАС?
Джордж отвел глаза, потом, взглянув на нее, хотел было что-то сказать, но так и не смог.
— Ладно, — произнесла она. — Вопрос снимаю.
Вошли двое клиентов. Стелла провела их к столику и занялась своими будничными обязанностями. Внешне она выглядела спокойной, раскованной, действовала споро и уверенно Зато у Джорджа Олли в голове царил полнейший хаос. Его мирок бесповоротно рушился.
Гиффин-«Резиновая Перчатка» наверняка был в курсе налета на банк с участием того желторотого сообщника.
Новости в среде тех, кто «на дне» общества, распространяются быстро. Кто-то из отобедавших у него блатняков «наколол» Джорджа Олли, несмотря на все его старания изменить свой внешний облик. Ему об этом ничего не сказали, но шепнули на ушко Ларри Гиффину в порядке информации исключительного значения. Обитатели тюремных палат прекрасно знали, что «Большой Ларри» сумеет усмирить Джорджа, как владелец ранчо необъезженную лошадь.
И вот теперь Ларри «высунулся».
Подошли новые посетители. Ресторан заполнился до отказа. Вступили в строй другие официантки, появлявшиеся лишь в «часы пик». В течение двух с половиной часов была такая запарка, что думать о чем-либо ином, кроме как об обслуживании клиентов, не приходилось. Затем публика поредела. К одиннадцати часам стали заходить одиночки или отдельные пары. В полночь Джордж закрыл ресторан.
— Домой идете? — поинтересовалась Стелла.
— Сегодня нет, — ответил Джордж. — Хочу проверить список сделанных покупок.
Она вышла, не произнеся ни слова.
Джордж запер двери на ключ, задвинул массивные двойные засовы. И все же, когда он это делал и гасил свет, его не покидало ощущение, что никакие запоры не спасут его от того, что должно — он это чувствовал! — произойти в ближайшие часы.
Ларри Гиффин забарабанил в дверь в половине первого.
Стоя в темноте, Джордж сделал вид, что не слышит. Интересно, как поступит Ларри, придя к выводу, что Джордж пренебрег его угрозами и покинул помещение, оставив его под защитой засовов и закона?
Но Ларри не так-то легко было обмануть. Пнув с силой несколько раз дверь, он стал что было мочи колотить в неё пяткой, да так, что задребезжали стекла, грозя с минуты на минуту разлететься вдребезги.
Джордж поспешил выступить из мрака и отпер дверь.
— Что это тебе взбрело в голову заставлять меня ждать, Джорджи? — с преувеличенным до сарказма участием осведомился Ларри. — Ты что, не хочешь покалякать со старым корешом?
— Ларри, — взмолился Джордж, — я завязал с прошлым и не желаю возвращаться.
Ларри, закинув голову, расхохотался.
— Ты же знаешь, Джорджи, что бывает с теми, кто пытается слинять?
— Я не из их числа, Ларри. Просто я выбрал честную жизнь. Все долги делягам и закону я выплатил.
Ларри ощерился крупными желтоватыми зубами.
— Как это мило, Джорджи! Значит, расквитался? И побоку то дельце в Национальном банке, когда Скинни запаниковал из-за того, что кассир недостаточно быстро отдал баксы?
— Я не участвовал в этом, Ларри.
— Не звони! А кто тогда сидел за рулем машины для отрыва? Легавые нашли пальчики на зеркале заднего обзора. ФБР не смогла тогда их опознать, ну а если кому-то захочется подсказать сравнить их с твоей карточкой? Тогда твои булки мигом сменят эту мягонькую табуретку за кассовым аппаратом на жестковатый электрический стул, и будет ох как горячо, Джорджи! А ты всегда боялся этого, Джорджи.
Джордж Олли провел языком по враз пересохшим губам. Лоб покрылся испариной. Ему хотелось отбрить Ларри острой репликой, но в голову ничего не приходило. А Ларри хорохорился.
— Я тут в окрестностях сработал пару раз. На примете ещё одно клёвое дело. А потом, Джорджи, перееду к тебе. Не забывай, что я твой новый компаньон. Тебе нужна защита — вот я и буду её обеспечивать.
Он нагло подошел к кассовому аппарату, щелкнул по клавише накопителя поступлений и приподнял щиток над бумажным роликом, проверяя дневную выручку.
— Эй, Джордж! — воскликнул он, глядя на пустой выскочивший ящик. — Совсем не к чему было прятать всю наличность. Где бабки?
Джордж весь напрягся, пытаясь собрать воедино остатки самоуважения.
— Чеши отсюда! Я засохнул наглухо и не собираюсь менять свое решение.
Ларри хладнокровно подошел к нему. Он с размаха всей левой пятерней хлестнул Джорджа по щеке.
— Ах ты, падла! — рявкнул он. Последовала пощечина справа. — Ах ты, хвост! — и он приготовился ударить слева.
Джордж сделал попытку дать сдачи, но Ларри, ловкий как кот и сильный как медведь, уже стоял у него за спиной.
— Ах ты, хрюкало! Еще разок! Ну и паскуда, Джорджи…
Наконец Ларри отступил.
— Значит, так, ты мне отколи половину доходов. Когда меня нет, ты вкалываешь здесь, Джорджи. И смотри, чтобы отчетность была в порядке. Тебе пахать — мне половина хрустов. Иногда буду навещать для контроля. И не вздумай лажать, Джорджи. Тебе ведь не хочется поджариться? И вообще ты зажировал, Джорджи. Видно, харчи хорошие. Да и расслабляешься с этой телкой с крутыми бедрами. По глазам вижу. Девочка держит класс, и её делим тоже. Ведь теперь половина наличного — моя. А детали с ней обговори сам.
Голова Джорджа Олли пошла кругом. Его щеки пылали от затрещин громилы. Ему казалось, что душу отутюжили громадным катком. Ларри Гиффин признавал только одно право — право сильного. Сверкая злобными глазками от предвкушения садистского наслаждения, он снова подкрадывался, подкарауливая
