Враг

— Джон, разве это такая уж большая просьба? — сказал мистер Перельман. — И разве мы тебе хоть слово сказали, когда ты женился на нееврейке?

Ночью, не в силах заснуть, он думал: ну почему они не могут смотреть на вещи здраво. Это же дикость… Впрочем, нy как они могут смотреть здраво: безрассудство — вот, чем жива традиция. Еврей лишь наполовину — вот кто их внук, он так им и скажет, напрямик.

И тут ему вспомнился необрезанный пенис — до того, как уехать в школу, он ничего подобного не видел и был потрясен его явной, абсолютной враждебностью. До чего ж он чужой — ничего, кроме непрочного, непростого перемирия между ним и этой вот штукой, и быть не могло.

Как глубоко укоренилась эта традиция, подумал он. Уж если она имеет такую власть над ним, чего ожидать от людей поколения его родителей — шаткого, ненадежного моста между нами и Восточной Европой. Все происходящее поразило его своей фарсовостью, и он подумал: в конце концов, это логично — менять имена, менять носы, искусственно наращивать крайнюю плоть.

Пользы для сына в этом никакой, а вот вред может быть — и еще какой: ну а там, захочет быть евреем — в той мере, в какой сам того захочет, — его дело.

Назавтра он поехал в больницу один. Малыш обнаружился в просторной, солнечной палате — его держала на коленях краснощекая сестра-ирландка.

— Переодеваю крохотулю, — сказала она.

Малыш плакал — жалкий, слабый писк никак не вязался с багровой, искаженной гневом мордашкой. Сестра стянула с младенца подгузник, обнажив членик — маленькую, беленькую, без единого изъяна трубочку, с кончика которой свисал колокольчик кожи.

Он посмотрел на сына, и ему почудилось, что перед ним — враг.

,

Примечания

1

Брис — обряд обрезания (иврит).