Они не имели никакого понятия о членораздельной речи вообще о звуковых колебаниях.
– Но зато, – объяснил Жан, – они могут воспринимать осязанием такие колебания грунта, какие мы не воспринимаем совсем. Например, они чувствуют, когда ночью к ним приближается звероподобное, и это с такой отчетливостью, о которой нам, людям, нечего и мечтать.
– Может, это осязательное чувство помогает им воспринимать и воздушные колебания?
– И да, и нет… Если эти волны довольно сильные, то они воспринимают их через колебания грунта и вещей.
Пока мы так разговаривали, пришли и другие трехноги.
– С ними две женщины, – объявил Жан. – Я не смог бы их назвать самками.
Мы сразу распознали их: они были немного выше мужчин и больше отличались от них, чем наши женщины от нас.
Безнадежным делом было бы описывать их красоту и привлекательность. Если бы я стал сыпать метафорами поэтов, если бы я вспомнил и про звезды, и про леса, и про летние вечера, и про весеннее утро, и про красоту игривой волны – все равно я не сказал бы ничего. Не было у них ничего, что напоминало бы человеческую красоту или красоту животного. Напрасно я искал чего-то подобного в моих воспоминаниях, в чарах пережитого. То была безупречная красота! И с каждой минутой я все более убеждался в этом.
Приходилось допустить, что наша красота – это просто приспособление настоящей реальности к нашей человеческой действительности.
Я всегда считал, что человеческий облик с мягким придатком, который выделяет слизь – носом, с двумя уродливыми ушами, со ртом, который временами напоминает разинутую пасть – облик гадкий, что если взять во внимание низменные функции носа, рта и ушей, то человеческое лицо ничуть не лучше морды дикого кабана, головы удава или морды щуки! И ведь вся привлекательность его зависит от инстинкта, того самого инстинкта, которым руководствуются и гиппопотамы, и вороны, и жабы…
Поэтому я уверен, что эстетическое восприятие зависит от нашего настроения, и было бы совсем другим, если бы и внешность была другой.
А юные марсианки подтверждали мою теорию: лучшая из них являлась блестящим доказательством того, что может существовать красота, доступная нашему созерцанию, и, вместе с тем, полностью чуждая и нашему окружению, и нашей эволюции.
Разговор продолжался дальше и перешел на серьезные вещи. Трехноги спросили нас, не поможем ли мы им отбить вражеское наступление на их земли. Они могли легко отгонять маленьких и средних звероподобных, но чтобы отражать больших им приходилось концентрировать в одну точку волны многих лучеметов и держаться от них как можно дальше, чтобы не иметь больших потерь. Да и запасы энергии у трехногов были невелики.
– Ваши предки были лучше вооружены? – спросил я.
– Наши отдаленные предки – да. Но тогда враги наши были маленькими и водились только в пустынях. Никто не мог предвидеть, что из них вырастет потом. А когда пришла опасность, было уже поздно. У нас нет способов уничтожать наших врагов. Все, что мы можем делать – это задерживать их наступление.
Таков был ответ трехногов, который мы получили после многих расспросов и недоумений.
– А враги ваши организованы? – спросил Антуан.
– Не совсем. У них нет единого способа общения между собой, чего-то подобного нашему разговору, и мы не можем сказать, что их развитие высоко. Однако, ими руководит какой-то непонятный для нас инстинкт. Когда начинается наступление на наши земли, враги собираются, потом начинают плодить низшие организмы, которыми наводняют захваченную территорию. И, если они оставались на ней продолжительное время, то почва становится безжизненной, наши растения уже не могут существовать на ней.
– Эти наступления совершаются быстро?
– Довольно быстро, если начинаются. И довольно часто. Кажется, сотни лет назад они передвигались очень медленно и едва заметно, ограничиваясь пустынными пространствами планеты. Тогда уже начался наш упадок. А теперь мы часто теряем хорошую землю и наступление на юге, которое началось сейчас, в случае их успеха будет стоить нам недешево.
– Хорошо, мы посоветуемся втроем.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, а потом Антуан сказал:
– Мы знаем, что нужно помочь, но для этого придется израсходовать много энергии. А наши запасы не позволяют этого. Нужно выяснить, есть ли на Марсе источники энергии. Солнечного тепла здесь не хватает, и наши преобразователи не смогут использовать его энергию. Нужно искать другие виды.
– Думаю, что планета даст то, что необходимо, – заявил Жан.
– Вот это и нужно выяснить.
Трехноги пристально следили за нашим, непонятным для них разговором. Они уже знали, что наши звуки выходят изо рта, и внимательно следили за движениями губ. Жан повернулся к ним и показал знаками:
– Мы будем бороться с вашими врагами, если найдем требуемые источники энергии.
Пришлось повторить это несколько раз, пока трехноги поняли, в чем дело. А так как они тоже добывали для своих машин энергию, еще неизвестную нам, то, в конце концов, разобрались, что хотел сказать Жан.
– Мы вам поможем, – объяснил главный из них. – Если вы уверены, что ваше содействие что-то даст.
– Да, уверены, потому что у нас уже была встреча с вашими недругами, и мы дали отпор им.
Узнав про это, трехноги очень обрадовались и сияние их глаз стало еще ярче.
А одна из женщин, та, что была красивее, с недоверием спросила:
– А вы встречались с самыми большими из них?
– Много раз.
Трудно сказать, как мы поняли, что трехноги обрадовались. Их радость выражалась не так, как у людей. Особенно глаза выдавали ее, беспрестанно изменяя гамму оттенков, а молодой марсианке это придавало особую прелесть.
Грация
Силою привычки отношения между нами и трехногими укрепились. Мы уже освоились с ними, с их наружностью, с их походкой и обычаями и нам казалось, что мы уже долгое время живем с ними.
Я говорил, что жилища трехногое были подземные. Но большую часть дня они проводили на поверхности земли. Теперь я уже знал, что они делали так, чтобы не чувствовать чрезмерного похолодания ночью. На некоторой глубине там было довольно тепло, так как из нижних слоев планеты доходил внутренний жар.
Выкапывать укрытия марсианам не приходилось: на планете было много пещер, связанных коридорами – туда вели более-менее наклонные ходы, часто на 2 – 3 тысячи метров вглубь.
С течением времени с помощью техники трехноги улучшили свои природные жилища. Иногда эти подземные пещеры расширялись, а посередине их были маленькие озера. Если спускаться дальше, то стены начинали светиться. Мы убедились, что это происходило из-за радиоактивного распада, хотя мы и не нашли тут веществ, подобных нашему виолю или старому радию.
– Несомненно, – сказал однажды Антуан, – радиоактивные ископаемые исчерпались на поверхности, но на больших глубинах должны быть мощные пласты.
Но мы, не найдя радиоактивных элементов, открыли такие вещества, которые, соединяясь, давали очень высокую температуру и излучение высокой частоты. Этой температуры было достаточно, на ней работали наши аппараты. Так что теперь мы имели возможность добывать энергию и регулярно пополнять ее запасы.
Кроме того, во время этих исканий, мы нашли способ постепенным выделением составных частиц превращать влагу планеты в нашу обычную воду и изготовили три вида съедобных продуктов из
