щелей выбирались немцы и бросали оружие.
В западной части города еще продолжалась стрельба, а у Бранденбургских ворот возник митинг. Молоденький младшей лейтенант, стоя на танке, говорил стихами. Стихи еще пахли кровью и порохом, но это были уже стихи о Победе, о наступившем мире, о будущем счастье. К трем часам дня везде стало тихо. Советский танк у рейхстага поднял ствол своего орудия вверх. Он был еще теплый…
На берегу канала, в котором накануне оказался Берест, стояли два солдата без гимнастерок в нижних рубахах. Они черпали воду касками и, обливая друг друга, о чем-то оживленно разговаривали, смеялись. До слуха лейтенанта донеслась насмешливая фраза:
— Вот здесь, наверное, на берегу канала, Геббельс мечтал в лунные ночи…
На Королевскую площадь со стороны Бранденбургских ворот вышла колонна пленных немцев человек в пятьсот. Кто-то крикнул им: «Почему вы в касках? Война закончилась!». Немец-офицер, сопровождавший колонну, показал на небо: идет дождь! Берест подставил ладонь. Действительно, срывались крупные капли…
Начало мая 45-го — какие это были дни! Радость — всенародная. А как победителей встречали в Москве на Белорусском вокзале! Счастье, слезы, море цветов. «Какая музыка была, какая музыка играла…».
Лейтенанта Береста встречали без музыки, и его не снимала кинохроника. Ему в первые майские дни поручили сопровождать репатриированных. Безвестный эшелон прибыл в сумеречный час на запасной путь…
Передав людей, Алексей, имея несколько дней отпуска, сразу отправился в свою Горяйстивку. На пути к Харькову заболел тифом. Пассажиры позвали проводника. На следующей станции Береста сняли с поезда и отправили в ближайший на то время военный госпиталь в Ростове-на-Дону. Здесь он встретил симпатичную медсестру Люду Евсееву, на которой женился и вместе с ней вернулся в Германию…
Часть 4
Наказание невиновных, поощрение непричастных
Герой Советского Союза — высшее звание, существовавшее в стране с 1934-го по 1991 год. «Просто так» это звание не присваивали, но, все же, образно говоря, «вес» Золотых Звезд был разным.
Немного цифровых данных. В ходе Сталинградской битвы всего лишь 112 человек удостоились этого высокого звания. В Курском сражении Героями Советского Союза стали 180 человек. При форсировании Днепра этим званием увенчаны 2.438 Героев, а на последнем этапе войны, в Берлинской операции, — более 600. Массовый героизм советских воинов…
Вероятно, он же и стал причиной того, что многие подвиги как бы обесценивались в глазах некоторых чиновников из высоких инстанций. Так, судя по письмам генерала Шатилова, он представлял к званию Героя более 160 отличившихся в штурме рейхстага и других объектов в Берлине, но утверждено было лишь 16 кандидатур. Один из десяти? Можно сказать, что Берест попал в те девять «неудачников».
Однажды в начале 90-х годов ростовскому журналисту Юрию Летникову бывший преподаватель Ростовского высшего командного арт. училища Герой Советского Союза полковник в отставке Николай Максимович Фоменко, однополчанин Береста, удостоенный высокого звания за Берлинскую операцию, передал папку. В ней — более ста писем. Края папки и некоторых писем обгорели. На обороте папки надпись: «Найдено 25.12.1985 г., пос. Чкалова». К сожалению, так и не стали известны обстоятельства, при которых она была найдена. В этой папке — письма, адресованные Алексею Прокофьевичу Бересту. Датированы они 1961–1964 годами.
Получилось так, что и А. Берест, и С. Неустроев в послевоенные годы не стали «публичными» героями. У всех на устах были другие имена-фамилии. Чьи-то заслуженно, чьи-то, мягко говоря, не очень…… Наглухо задвинутыми оказались Берест, Пятницкий, Щербина, Гусев. Тот, кто мог сказать правду, восстановить справедливость, или молчали, или вели себя уклончиво. Потому ветераны, которым в то время было всего лишь около сорока, стали писать. В том числе и Бересту. «Алексей! По-видимому, ты не читал «Правду». Там речь Егорова о том, как он с Самсоновым брал рейхстаг. Снимок: Самсонов вносит в Кремле Знамя Победы. Н. С. Хрущев жмет ему руку. Так-то, брат! М. Сбойчаков».
«Здравствуй, боевой друг Алеша! …На Знамени Победы написано 150 с. д. Какое же отношение имеет т. Самсонов — представитель 171 с. д.?
…Как ни странно, почти никого из нас никто не послушал. На днях я был в Институте марксизма- ленинизма, где готовится к изданию история войны. Дали мне почитать о боях за рейхстаг. Я заявил протест. Наш батальон упоминается как вспомогательный. Они изменять не хотят. Я потребовал поднять архивы полка. Заявил: раз основная роль приписывается Самсонову, тогда и на Знамени Победы следует написать не 150 с. д., а 171 с. д. Они попятились. К. Гусев».
Конечно, А. Берест понимал, что как судимый лишился всего прошлого, но, обращаясь к высоким военным руководителям, просит, требует установить историческую справедливость. Один раз отправил письмо даже Н. Хрущеву. Описал все, как было: как с боем поднимались на крышу, как укрепляли знамя, как ходил к немцам на переговоры. В ноябре 1961 года ЦК КПСС после споров и даже скандалов решил собрать в Институте истории марксизма-ленинизма закрытое совещание по этому вопросу, куда вызвали и Береста.
Вот как рассказывал об этом он сам: «Сперва нас пригласили на Старую площадь в кабинет Суслова. Там был начальник Главного политического управления армии маршал Голиков, генерал-полковник Переверткин, бывший командир нашей дивизии Шатилов и еще много других военных и гражданских. Выступил Переверткин, сказал, что из 34 удостоенных звания Героя почти половина приходится на 150-ю дивизию. И никого с наградами не обошли. Шатилов подтвердил то же. Я надеялся на Неустроева, потому что тот больше всех знал обо всем этом, но он молчал, пряча от меня взгляд, смотрел в стол, а когда говорил, то повторил уже сказанное. Я не выдержал, воскликнул: «Неужели и здесь не хотят слышать правду?» В ответ Суслов ударил ладонью по столу: «Я лишаю вас слова, Берест!» В конце концов, решили ничего не менять, оставить, как было».
После закрытого совещания в институте, где выступил и Берест, все-таки в пятом томе шеститомной «Истории Великой Отечественной войны появились более-менее правдивые строки: «В ночь на 1 мая по приказу командира 756-го полка полковника Ф. Зинченко были приняты меры по установлению на здании рейхстага Знамени, врученного полку Военным советом 3-й Ударной армии. Выполнение этой задачи было возложено на группу бойцов, возглавляемых лейтенантом А. Берестом. Рано утром 1 мая на скульптурной группе, венчающий фронтон дома, уже развевалось Знамя Победы: его установили разведчики — сержанты М. Егоров и М. Кантария».
Через несколько лет в десятом томе 12-томной «Истории Второй мировой войны» об этом говорится несколько больше. Об участии А. Береста в водружении Знамени Победы, переговорах с фашистами в подвале рейхстага написали в своих книгах В. Субботин «Так заканчиваются войны», Е. Долматовский «Автографы Победы», в мемуарах — П. Трояновский «На восьми фронтах», В. Шатилов «Герои штурма рейхстага», С. Неустроев в воспоминаниях «О рейхстаге на склоне лет». И тем не менее…
Письма, лежавшие в обгоревшей папке, были написаны спустя более пятнадцати лет после Победы, когда поулеглись восторги и эйфория и люди стали спокойнее анализировать свои поступки и подвиги товарищей, стали разбирать, где добро, где зло; кто прав, кто виноват. У многих пробудилась дремавшая совесть…
В высоких научных инстанциях принялись за изучение событий минувшей войны и написание ее Истории, стали листать еще пахнущие дымом и порохом архивные документы, донесения комбатов и командиров полков, реляции и представления к наградам. Стали и участников боев приглашать на научные
