Киат-Бег, взявший с собой своего сына, что свидетельствовало о высокой степени доверия.
Поскольку в момент отъезда Муравьева из Тифлиса Алексей Петрович был в очередном походе, то подробную инструкцию Муравьеву составил начальник штаба корпуса Вельяминов, в свою очередь проинструктированный Ермоловым.
Главные задачи, поставленные перед Муравьевым, на этот раз возглавившим экспедицию, не имели отношения к Хиве.
По прибытии вашем в Красноводскую пристань немедленно заняться съемкой Красноводской косы, северного берега Балханского залива и островов, в заливе находящихся; потом можете приступить к обозрению Балханских гор, в коих по уверению жителей, имеется строевой лес. Только в сем последнем предприятии, как долженствующем удалить вас от берегов и следовательно от прикрытия военных судов, вы должны предварительно взять все меры благоразумной осторожности и не иначе решиться на сие, как удостоверясь совершенно в искренних к вам расположениях Трухменского народа и притом обеспечить себя благонадежнейшими из почтеннейших старшин аманатами, кои во все время пока продолжится обозрение Балханских гор ‹…› должны будут оставаться на наших военных судах. Такую осторожность не худо наблюдать и во всех других случаях, когда обстоятельства будут требовать самим вам иметь на берегу сношения с Трухменскими народами или посылать кого из офицеров во внутренность земли.
То есть, система взаимоотношений с возможными союзниками предполагалась та же, что и на Кавказе – дружелюбие должны были гарантировать заложники.
Особое значение придавалось деятельности “агента влияния” Киат-Бега.
Трухменского старшину Киат-Бега с сыном его, ожидающих вас в Баке, не оставьте взять с собою на суда и доставить на место их жительства. Не нужно мне напоминать вам о ласковом и уважительном с ним обхождении, ибо вы сами довольно знаете, как достоинство его, так и ту пользу, какой правительство ожидает от его преданности к России.
Правительство, то есть император и Нессельроде, располагало весьма ограниченными сведениями и имело столь же туманные представления о положении на восточном берегу Каспия. Это была в первую очередь игра самого Ермолова. А результат от экспедиции Муравьева ожидался им весьма значительный.
При сношениях ваших с главнейшими старшинами и даже простым трухменским народом старайтесь ласковым обхождением, также удовлетворением их просьб, не превышающих вашей власти и возможности, а наипаче строгою справедливостию на случай обид, кем-либо из вашей команды им нанесенных, поселить в сем народе добрую к нам веру, искренность и чистосердечное расположение к Российскому правительству; причем, если начальники разных Трухменских поколений, исключая признающих над собою зависимость Персидского государства, сами добровольно изъявят пред вами желание свое принять присягу на верность подданства Его Императорскому Величеству, то не отклоняйтесь от такого их расположения и по обычаям той земли приведите их к присяге с приличным сему случаю торжеством. Однако никакое с вашей стороны настояние о сем, а того меньше принуждение не должно иметь место.
Это было главное. Ермолов надеялся не просто завязать дружеские отношения с туркменами, но и закрепить эту связь формальной присягой на подданство, что сделало бы пребывание русских на этих землях юридически законным. Он не решался провоцировать персов переманиванием в российское подданство туркменов, подвластных Персии, – это могло вызвать дипломатический демарш Тегерана и неудовольствие Петербурга, – но иметь прочную опору в туркменах-иомудах (это были, очевидно, иомуды- карачуха, жившие в районе Красноводского залива и залива Карабугаз) на случай конфликта с Аббас- Мирзой было чрезвычайно выгодно.
Однако и в случае присяги на подданство Муравьеву рекомендовалось взять с собой и поселить в Баку несколько аманатов из знатных туркменских старшин или их сыновей. В то же время Муравьев должен был всеми возможными способами укреплять авторитет Киат-Бега, “как особе, пользующейся особенною доверенностию Российского правительства, которое готово через его посредство доставлять всякие возможные выгоды для Трухменского народа”.
Это был взаимный интерес. По свидетельству Муравьева, Киат-Бег надеялся, что особые отношения с русскими создадут ему особое же положение среди соплеменников, а Вельяминов и стоящий за ним Ермолов рассчитывали на его влияние, когда нужно будет подвигнуть туркменов на действия в пользу России.
В “туркменском проекте” в очередной раз сказалась двойственность натуры Алексея Петровича. С одной стороны, он был яростно увлечен грандиозным – “химерическим” – планом проникновения в глубины Азии вплоть до индийских границ. И предпринимал, как видим, довольно неожиданные действия в этом направлении, следуя “химерическому” наследию Петра I, Павла и Наполеона. С другой же стороны, как трезвый военный профессионал он сознавал всю сложность реализации “туркменского проекта”.
22 марта 1822 года он отправил Нессельроде обширное послание, в котором эта двойственность ясно выразилась.
Полковник Муравьев сделал обстоятельное обозрение и даже инструментальную съемку Балханского залива, лежащего на прямейшем направлении к Хиве, избрал на Красноводской косе лучшее для укрепления место, неподалеку спокойную для судов якорную стоянку, и пресную воду не лучшую, но с предосторожностями годную к употреблению.
Что это была за вода, рассказал в свое время инженер-майор Ладыженский, на которого, кстати, Ермолов, ссылался в этом документе.
Ладыженский тоже считал, что нашел пресную воду: “Оказалась вода почти пресная, только несколько солодковатая; но как ее, посмаковавши, проглотил, то такую горечь почувствовал, что я через великую мочь до судна доехал, да и до самого вечера эту горечь чувствовал”.
Однако через полвека после экспедиции Муравьева в Красноводском заливе высадился отряд полковника Столетова и поставил там крепость с гарнизоном. Стало быть, русский солдат нашел способ пользоваться этой водой…
Далее: “Он осмотрел Балианские горы, где есть лес, хорошая пресная вода и пастбища, горы, почитаемые богатейшим местом по всему восточному берегу.
Весьма основательно предполагает он, что устроение на сих горах укрепления соединит всевозможные выгоды с хорошим для здоровья климатом, и что со временем окрест оного могут собраться многолюдные кочевья Иомудского племени Туркменов”.
Затем ставится задача военно-экономического характера “Сего было бы весьма достаточно на первый случай под покровительством войск наших. В местах сверх того, собственно по положению твердых, могли Туркмены найти выгоды оседлой жизни, или, по крайней мере, некоторых хозяйственных заведений. Впоследствии, для препровождения через степи караванов, можно было бы составить из них конницу; некоторое устройство в сем войске, дав им решительное превосходство над прочими племенами враждующих им Туркменов, зависящих от хана Хивинского, соединило бы их в одно общество, и от берегов моря до владений Хивинских дорога пролегла бы среди народа, коему возможно было бы истолковать, что безопасность и твердость его состоит в прочной между собой связи, и тогда кратчайший и верный путь доставил бы торговле большие выгоды против теперешнего образа сообщения”.
Торговля торговлей, но если вспомнить инструкцию Ермолова Муравьеву 1819 года – вопросы относительно оружия, пороха, артиллерии, то становится ясно, что означает “некоторое устройство в сем войске”.
Алексей Петрович явно увлекся идеей создать из воинственных туркменов не просто конницу для охраны караванов, но войско хорошо вооруженное и доминирующее на всем пространстве до хивинской границы. Войско, которое можно было бы использовать с выгодой для России и невыгодой для Персии.
Но – и тут возвращаемся к двойственности натуры нашего героя, – дальнейший текст казалось бы перечеркивает все предыдущее.
Но все угодства занятия Балианских гор уничтожают препятствия непреодолимые: горы сии отстоят на четыре дня пути от того места, где суда могут безопасно останавливаться на якоре; надобно проходить степь совершенно безводную, и предлежат переправы чрез реку Аму-Дарья, которую нельзя оставить без защиты, и где защиту расположить нет никакой возможности.
То есть, весь столь заманчивый проект, осуществись он, отдал бы все пространство от берега Каспия в районе Красных Вод до Хивинской границы под власть России, а точнее – самого Ермолова, грозно
