Императорский двор также считал этот выбор вполне естественным. Кандидатуру Ёсинобу с готовностью поддержали крупные даймё во главе с Мацудайра Сюнгаку. И все изо всех сил продолжали уговаривать Ёсинобу, но тот упорно отказывался.
День за днем проходили в бесплодных прениях.
Формально сёгуном оставался Иэмоти. Правительственные документы подписывались именем человека, чье тело покоилось где-то в глубине Осакского замка. Сёгунатом руководил труп.
Не мог найти выхода из создавшегося положения и император Комэй. Болезненно консервативный монарх горячо поддерживал существовавшую систему и вообще считал, что именно наличие сёгуна делает Японию Японией. В этом смысле не было в стране более рьяного сторонника бакуфу. С августейшей точки зрения клан Тёсю был врагом трона, который просто окопался на своей территории и сеет смуту по всей стране. А извне… Извне западные державы внимательно наблюдают за ситуацией и только и ждут удобного момента для того, чтобы начать агрессию против Японии… И в это время страна остается без «великого полководца, покорителя варваров»!
Но Ёсинобу, непонятно почему, по-прежнему никак не соглашался стать сёгуном.
А в бакуфу просто не могли назвать никаких других кандидатов. Конечно, было несколько человек, которые более других могли претендовать на этот пост, но ни один из них при ближайшем рассмотрении не годился. Камэносукэ из дома Таясу, которого так хотели видеть сёгуном эдосские дамы, был совсем дитя. Ёсинори, нынешний глава дома Таясу, был полным идиотом. Токугава Ёсикацу из Овари уже стал даймё и упустил свое время… Оставался Ёсинобу, который с его проницательностью и умением разбираться в людях и сам хорошо понимал, что другой кандидатуры быть не может, но тем не менее на все предложения продолжал отвечать отказами:
– Нет, не пойду! – раз за разом повторял он. – И вы знаете, что мое слово нерушимо! – Последнее было чистой правдой; недаром даймё прозвали Ёсинобу «Твердолобый».
Собственно, у него было несколько прозвищ, которые так или иначе указывали на твердый характер феодала. «Твердолобый» было, наверное, самым мягким из них. Как известно, недолюбливавшие Киото эдосские хатамото дали Ёсинобу прозвище «Двурушник», считая, что он готов продать на корню весь дом Токугава. Дамы из сёгунского замка в разговорах между собой вообще никогда не называли его «господин Хитоцубаси» или «господин Средний советник» – только «Двурушник». Конечно, в этом прозвище отразилось не только происхождение Ёсинобу, который родился в «извечно мятежном» доме Мито, цитадели движения за почитание императора, но и впечатление от него самого как от закоренелого заговорщика и интригана.
Еще одно прозвище Ёсинобу – «Его Свинейшество» – возникло, по-видимому, либо у прислужников в «Ивовом лагере», либо среди простолюдинов Эдо. В отличии от Нариаки, который считал свою страну Землей Богов и свято придерживался традиционных обычаев, его сын Ёсинобу следовал западным веяниям – вплоть до того, что обожал блюда европейской кухни и заказывал себе в Иокогама говядину и свинину. Наверное, отсюда и пошло это прозвище, намекавшее на то, что он, вопреки традициям, поедает плоть убиенных четвероногих тварей…
Как бы то ни было, со времен Иэясу ни один представитель дома Токугава не удостаивался такого числа обидных кличек, как Ёсинобу.
Еще одну кличку придумал ему Мацудайра Сюнгаку, который продолжал прилагать все усилия к тому, чтобы Ёсинобу стал сёгуном.
– Да он у нас обыкновенный «шуруп», – сказал как-то Сюнгаку.
«Шурупом» обычно называли человека, который в подпитии под разными предлогами пристает к людям и вообще «ввинчивается» в незнакомую компанию. Но было у этого слова и еще одно, совершенно иное значение: так на вечеринках называли гостя, который постоянно приговаривал, что больше не пьет, но если на него «нажимали» и наливали, то «шуруп» с удовольствием выпивал. Очевидно, Сюнгаку имел в виду именно второй вариант.
Кличка пришла ему на ум при следующих обстоятельствах. Через неделю после смерти Иэмоти Сюнгаку решил сам поговорить с Ёсинобу и в десять часов утра двадцать седьмого числа прибыл в его резиденцию – особняк клана Вакаса в Саду Священного Источника, рядом к замком Нидзёдзё.
Собственно, это был не особняк, а совсем небольшой дом. В его прихожей Сюнгаку столкнулся с советником бакуфу Итакура Кацукиё, который тоже пришел уговаривать Ёсинобу.
В тот день с самого утра стояла невиданная жара. Утомившийся от бесплодных разговоров с Ёсинобу Итакура сидел, слегка расслабив ворот кимоно, что для даймё было неслыханным нарушением этикета. Слуга обмахивал его веером. Увидев входящего Сюнгаку, Итакура заметно растерялся и попытался было привести в порядок одежду, но тот его остановил: – «Ничего-ничего, не беспокойтесь!» – и, присев, распахнул ворот собственного кимоно, как бы говоря о том, что сегодня действительно стоит просто удушающая жара. Сюнгаку потрясающе умел подстраиваться под ситуацию.
– Ну, что? – спросил он после недолгого молчания, имея в виду – удалось ли уговорить Ёсинобу или нет. На это Верховный советник Итакура (что в Европе соответствовало бы посту премьер-министра) в ответ только печально покачал головой:
– Да ничего! Похоже, что господин Хитоцубаси вообще забыл слово «да»…
Сюнгаку долго выяснял детали и, наконец, едва заметно улыбнулся:
– Судя по тому, что рассказывает Ваше Превосходительство, мне, ничтожному, кажется, что надежда есть!
– Неужели?
– Я не шучу. Думаю, что он ведет себя, как «шуруп» – тот пьяница, что отказывается пить дальше, но если настоять на своем – он выпьет!..
Обычно пьяницы-«шурупы» не подозревают о своих привычках. Так и Ёсинобу: он вовсе не хотел разыгрывать весь этот спектакль с отказом и вполне искренне полагал, что отказаться от поста сёгуна – его прямой долг. Ему казалось, что он во всех деталях видит сложившуюся ситуацию. Ведь что произойдет, если он сейчас станет сёгуном?
Во-первых, хорошо известно, что ни один человек из тех, кем он должен будет руководить – будь то члены бакуфу или замковые дамы – не имеет к нему ни грана доверия. Напротив, все они настроены против Ёсинобу, и, значит, скорее всего, просто пойдут на открытый саботаж. Даже в его родном доме Мито нашлись представители так называемого «течения Итикава»[110],
