суетливые руки Трюфеля шарили по телу Мальчика, раздирая на нем рубаху, а жирные губы Трюфеля скользили по его щеке. Мальчик прокусил Трюфелю указательный палец, но Трюфель никак на это не отреагировал, только облизал длинным и липким языком шею Мальчика.
— Трюфель! Куда вперед меня лезешь?!
Виссон оторвал Трюфеля от Мальчика, немного придушил и швырнул в угол, после чего повернулся к Мальчику, загоготал и стал подминать его под себя. Мальчик уперся кулаком в широченную грудь Виссона, но тот легко своей тяжестью сложил его руку в локте, запыхтел, зарычал, прерывисто обдавая ароматом проглоченных грибов. Мальчик с трудом освободил руку, вцепился ее в щеку Виссона, а другой залепил ему глаза размятой в ладони грибной жижей. Виссон отпрянул назад и сказал, что и так тут ничего не видно, а еще и глаза залепляют всякие хулиганы. Мальчик бросился в сторону и сразу же влетел в объятия Трюфеля. Трюфель очень мокро обсосал Мальчику ухо, а Мальчик пятнадцать раз подряд пнул коленом Трюфелю между ног.
— Трюфель! Он мой!
Виссон резко поднялся и всей своей громадиной врезался в потолок, потолок затрещал и пополз с левого края вниз. Мальчик, вырвав ногу из рук загнувшегося Трюфеля, из-за всей силы стал давить правый край потолка вверх. Потолок еще немного потрещал и сорвался вниз по левому краю, придавливая Трюфеля и Виссона.
Там, где был потолок, осталась черная пустота, и в этой пустоте раскачивался фонарь и тускло освещал какой-то проем в стене. Тусклого дребезжащего света хватало для того, чтобы Мальчик зажмурился от рези в глазах, а Виссон с Трюфелем взревели от выворачивающей наизнанку белки боли.
— Голову откручу, Мальчик! Сейчас доберусь и откручу!
Виссон, разламывая остатки потолка и, раскидывая в стороны доски, встал с колен и двинулся к Мальчику.
— Спокойно, Виссон, я сам к тебе иду.
— Давай, Мальчик, давай сам.
Виссон опустил руки к коленкам, Мальчик подошел к Виссону, вытер рукавом безудержные слезы с его глаз, сложил ладони на его шеи, оттолкнулся от пола, запрыгнул на плечи Виссону, оттолкнулся от его широких плеч и запрыгнул в проем.
— Мальчик, ты куда делся?
— Пока не знаю, Виссон, но, тем не менее, никогда не забуду радость мгновений, проведенных с тобой.
4
Мальчик медленно полз на четвереньках, прощупывая перед собой пыльный путь, то левой, то правой рукой. Тусклый свет болтающегося на проводе фонаря и трубный голос Виссона исчезли за первым изгибом непонятного коридорчика. Было странно тепло и очень тихо. Мальчик прополз еще немного и почувствовал, что стало значительно жарче и как будто заслышались какие-то звуки, а, может быть, и не заслышались. Мальчик прополз еще немного и стал стряхивать со лба пот, чтобы он не застилал глаза, кроме того, впереди доносились глухие голоса, шлепки, шипение и еще какое-то знакомое сотрясание воздуха. Мальчик еще прополз и уперся, как он и предполагал, в деревянную вентиляционную решетку парного отделения бани. За решеткой на пологе лежали распластанные тела, медленно двигали руками и ногами и интенсивно потели. Мальчик подождал, когда раздатчик крикнул о конце помывки, и скользкие тела лениво вышли из парной, навалился плечом на решетку и легко ее выдавил внутрь помещения. В парной Мальчик быстро снял одежду, скатал ее в комок, выскочил в помывочную, из помывочной в раздевалку, в раздевалке быстро оделся и успел пристроиться к квадратной спине последнего человека, в развалку проходящего мимо почти уснувшего Дрона и жующего сладкий сухарь Лымаря. Лымарь легонько дал Мальчику подзатыльник и сказал сквозь еще не проглоченное сдобное месиво:
— Вечно ты, Шплинт, с Биллером до последнего возитесь.
Мальчик наклонил вперед голову и промычал в ответ что-то невразумительно нейтральное.
5
В камере номер девять все ходили туда— Сюда, и на Мальчика сначала никто не обращал внимания, но когда мельтешение людей закончилось, всех вдруг сразу удивил непонятно откуда появившейся незнакомый подросток. Мальчика обступили кольцом любопытствующие и спросили, кто он и как тут оказался. Мальчик сказал, что он Мальчик и что он из восьмой камеры и сюда попал путем некоторых перемещений.
— Эй, Захар, из твоей бывшей камеры!
— Эй, Мосол! Проснись!
— Эй, Дрыль!
— Эй!..
Дрыль сказал Мальчику:
— Ну… Вот… Мальчик, а это… Ну, сам, а я… Во, смотри, хромать стал…
Мосол из-под нар прохрипел, что никого не хочет видеть из восьмой камеры и, вообще, по какому праву у него отобрали его дощечку.
Захар крепко поцеловал Мальчика в затылок, обнял сзади за плечи и подмигнул собравшимся:
— Это Мальчик, он мой товарищ.
Мальчик нырнул вниз и вырвался из объятий Захара:
— Никогда я не был твоим товарищем, Захар. И, кстати, где твои шикарные, коричневые с черной каемочкой зубы?
— Сам не знаю, Мальчик, как-то растерялись все, жевать уже нечем — языком пищу растираю. Но это все ерунда, это все ничего, мы с тобой заживем как надо!
— Нет, Захар, не получится.
— Получится, Мальчик, получится. У нас в девятой камере нет основного, у нас коллективное управление, а у меня, Мальчик, сам знаешь, голос очень зычный, поэтому ко мне прислушиваются — так что держись меня, Мальчик.
Мальчик с деланным удивлением повернулся направо, любопытный Захар тоже посмотрел в ту сторону, и когда он повернулся назад, чтобы спросить, на что так пялился Мальчик, сам Мальчик уже растворился в гудящей толпе коллективно следящей за порядком в камере.
Мальчик залез под нары и пощекотал тонким прутиком за шиворотом у Мосла. Мосол заерзал, открыл глаза, открыл рот и крякнул:
— Рыжий, а ты откуда тут взялся?
— Мосол, у тебя появился странный юмор, неужели на тебя так подействовал переезд.
— Рыжий, ты стал говорить как Мальчик. Ты наверно хочешь согнать меня с моей теплой лежанки?
— Мосол, затянувшаяся шутка — очень плохая шутка.
— Да, Рыжий, когда-то моим искрометным шуткам восхищался сам надзиратель.
— Да что ты говоришь, Колпак?
— Рыжий, ты сдурел что ли, какой я тебе Колпак? — Колпак только может чужие надзирательские пайки жрать — гад!
Мальчик крепкими пальчиками помассировал перекошенную гневом дряблую щеку Мосла, вздохнул и сказал:
— Поспи, Мосол, может быть, тебе приснится другой сон.
