образ покаяния», а также: «примири и соедини его(ее) святей Твоей Церкви». Все эти выражения вполне согласуются с духовным состоянием оглашаемого непосредственно перед крещением.
Содержание беседы помимо обычного, хотя и истолкованного, вопросника должно строиться, применительно к личности кающегося. Не стоит безрукому кающемуся калеке слишком долго доказывать, почему нельзя воровать, так же как и матери, потерявшей недавно сына, объяснять, почему чрезмерное веселье отвергается христианским сознанием.
На наш взгляд, следует особо затрагивать проблему зрелищ. Двойственный, причем гипертрофированный в негативную сторону, характер современного массового искусства с его чрезвычайно мощными способами воздействия на человеческую психику не позволяет Церкви пройти мимо этой проблемы. Священник обязан предупредить крещаемых о том, что душа, постоянно питающаяся нездоровой духовной пищей, постепенно утрачивает всякий нравственный иммунитет, перестает различать между добром и злом.
V. ПРАКТИКА ПРИХОДСКОГО КРЕЩЕНИЯ И ВОЦЕРКОВЛЕНИЯ
В этой главе будет предпринята попытка богословского осмысления существующих проблем приходского крещения и воцерковления, а также возможного разрешения этих проблем средствами современной сакраментально-литургической практики. Как уже говорилось в начале работы, тема крещения не является для нас самостоятельной, т. е. литургической по преимуществу; история формирования чинопоследования таинства и истолкование его отдельных частей — задачи богословия литургического. Поэтому в предлагаемой главе освещение указанных вопросов будет носить все тот же пастырско- практический характер, несмотря на то, что объем прямой речи здесь значительно уменьшен.
Крещение
Перед крещением священник в очередной раз обращается к вновь пришедшим (если таковые есть), среди которых стоят уже прошедшие оглашение и покаянную беседу неофиты. К последним подобное обращение, разумеется, не относится. После того, как окончены заключительные приготовления, священник приступает к совершению таинства. Следует сразу же отметить, что на протяжении последующих полутора часов чувствуется серьезное и активное участие оглашенных в молитве и прочих действиях по ходу таинства. Их усердие особенно заметно в сравнении с теми, кто допущен к крещению без оглашения[86] или пришел в первый раз (например, как родственник) и остался в качестве нетерпеливого праздного зрителя. Именно ради этих недоумевающих людей приходится повторять многие ключевые моменты катихизации уже по ходу крещения. Иногда это вполне органично, иногда нет, ибо, как правило, даже один кричащий ребенок сводит на ноль любые усилия самого талантливого священника-кахитизатора. Это первая практическая причина, по которой традиция одноразового оглашения во время самого таинства должна быть признана неудовлетворительной.[87]* Вторая причина заключается в том, что при подробном объяснении крещаемым сути происходящего в самый момент крещения, стушевывается другая важнейшая, собственно мистическая сторона таинства: люди слышат слова, но не чувствуют молитвы. Конечно, совершать краткие комментарии на каждую часть чинопоследования вполне оправдано; таковы, например, комментарии на слова «отречения» и «сочетавания», на земной поклон после фразы: «и поклонися Ему», помазание елеем, хождение вокруг купели, пострижение волос и пр. Это важно и нужно в том случае, если баланс между научением и молитвенным сосредоточением не нарушается. Ибо, опять-таки повторяем, нормальная схема совершения таинства должна позволять крещаемому не столько получать информацию, сколько осознанно молиться.
Возвращаясь теперь к серьезнейшей проблеме Крещения и Евхаристии как к неразрывному литургическому акту, следует с грустью признать, что повсеместное удовлетворительное решение этой проблемы в Русской Православной Церкви наступит еще очень не скоро. По целому ряду уважительных причин далеко не каждый приход может позволить себе практику регулярных крещальных литургий. Отсутствует подобная практика и у нас: в Санкт-Петербургской общине церкви Богоявления на Гутуевском острове. Поэтому дальнейший разговор о литургическом крещении должен вынужденно ограничиться лишь той частью указанной проблематики, которая уже разрешается в нынешней приходской практике.
Как, например, сделать, чтобы первые шаги в Церкви были для крестившихся не только правильными, но и действенными? Участие в таинстве людей, занятых на предварительном оглашении, в какой-то мере разрывает замкнутый круг традиции крещения совершаемой по схеме частной «семейной» требы. Крещаемый чувствует молитвенную и просто дружескую поддержку тех, с кем он встречался в течение всей предыдущей недели. В какой-то мере этим снимается проблема «первого контакта». Общеизвестно, что крестившийся неофит беспомощно смотрит по сторонам и не знает, как и к кому обратиться, стесняется подойти к своим новым церковным «братьям» и «сестрам», которые в свою очередь, не делают этого первого важнейшего шага духовной помощи. В итоге человек уходит… В случае вышеизложенной катихизической практики «друзья и знакомые» у крестившихся сразу же появляются, однако, не многочисленные. Процент задействия приходской общины в крещении в целом, по-прежнему, очень невелик. На наш взгляд, важнейшим моментом в решении этого вопроса являются огласительные молитвы на литургиях предшествующей крещению недели.
Уже очень давно в литургическом богословии обсуждается проблема смысла и необходимости этих молитв. «В настоящее время, — пишет архиеп. Михаил (Мудьюгин), — крещение взрослых — сравнительно редкое явление, и те немногие взрослые, которые приходят к Святому Крещению, не проходят специальной подготовки (обучения). Кроме того, они остаются неизвестными общине, и поэтому молитва за них не может сколько-нибудь затрагивать ум и сердце посетителей храма. Нечего и говорить, что призыв удалиться из храма остается бездейственным и никого не побуждает оставить богослужение, хотя на нем часто присутствуют не только готовящиеся к Святому Крещению, но и многие неверующие».[88]* Еще радикальнее высказывается на эту тему архим. Киприан (Керн): «Неизвестно, о ком молится церковная община, когда диакон возглашает «помолитеся оглашеннии Господеви…», неизвестно, кого же диакон просит покинуть молитвенное собрание, когда он говорит «оглашении, изыдите…» Оглашенных нет, а молитва и ектения произносится о тех, кого Церковь и вообще не имеет в ряду своих сочленов или вообще даже и не имеет в виду оглашать, просвещать и крестить… Рассуждения большинства церковных консерваторов о том, что мы по смирению должны применять к себе слова и прошения об оглашенных и приравнивать себя к ним — в достаточной мере натянуты».[89] Сторонники подобного взгляда указывают в качестве примера на православные греческие церкви, которые уже давно выпустили эту ектению, и у них за «сугубым молением» непосредственно следует херувимская песнь. Да и у нас в России, еще до революции, в эпоху подготовки к поместному собору, некоторые иерархи высказывалась за упразднение этой специфической части службы, как не отвечающей никакой реальной нужде Церкви.[90]
Нам кажется, что эти, и подобные им, критические замечания естественно устраняются при последовательном возрождении практики оглашения взрослых, а главное нынешних восприемников крещаемых младенцев. Священник, даже если катихизирует и крестит не он, может и должен вставлять в указанные литургические ектении и молитвы конкретные имена оглашаемых, готовящихся в данный момент к таинству. Разумеется, списки таких имен должны быть представлены литургисающему священнику заранее. В этом современные начинания органично пересекутся с практикой древности.[91] Мало того, произносить их вслух, чтобы прихожане знали, за кого они молятся. Например: «Вернии, о оглашенных: Василии, Николае, Василии, Александре, Татиане… помолимся, да Господь помилует их», «Господи Боже наш, иже на высоких живый и на смиренныя призираяй… призри на
