понимая, какое значение имеют они для простого труженика, отнюдь не избалованного – в военной их жизни, равно как и в мирной – ни изысканным словом, ни комфортом, но зато в достатке нагруженного тяжким, каждодневным трудом.
Известно уже, какое значение придавал Макаров духовной жизни моряков, то есть тому, что в нашем лексиконе называется воспитательной работой. В этом смысле он оставался в числе немногих исключений среди генералитета старой армии. Здесь требуется одно уточнение: даже во время Аракчеева или генерал- адмирала Алексея Александровича в русской армии и флоте всегда доставало последователей Суворова и Нахимова, которые тоже по-своему заботились о матросах и солдатах. Заботились о том, чтобы те были хорошо и вовремя накормлены и т. п. Уважаемые те генералы забывали при этом, что Суворов и Нахимов беспокоились не только о полковых котлах, но и о моральном воспитании подчиненных. Ведь не кто иной, как Суворов, был автором бессмертной «Науки побеждать».
Макаров не забывал об этом. Не забывал и в своей практической деятельности в Кронштадте. 18 ноября 1903 года исполнилось полвека со дня знаменитого боя под Синопом, когда русская эскадра адмирала Нахимова наголову разгромила турецкий флот на его собственной базе. Накануне Макаров издал приказ: «18 ноября, в день 50-летия Синопской победы, в учебных заведениях морского ведомства в Кронштадте, а также во всех экипажах, отрядах, командах и школах занятий не производить и на работы низших чинов не высылать. Утром во всех командах объяснить значение и подробности Синопского боя». Итак, юбилейный в истории русского флота день стал в Кронштадте праздничным. Накануне вечером отслужили торжественную панихиду «по православным воинам, павшим в сражении», а на другое утро офицеры и унтер-офицеры рассказали – кто как умел – о славе и подвигах российского флота.
В Кронштадте Макаров продолжал свои исследования по теории непотопляемости корабля. С этой целью использовался специальный опытный бассейн, заведовал которым А. И. Крылов. Сооружение было внушительным: 120 метров в длину, около 7 метров в ширину и 3 метра в глубину. С помощью Крылова начались широкие испытания над моделями русских и иностранных кораблей. Первым была создана модель трагически погибшей «Виктории». Испытания неопровержимо доказали: виною катастрофы были конструктивные недостатки судна. Макаров демонстрировал следующий простейший опыт: на борт модели клался груз, имитирующий пробоину (точнее, вес воды, поступившей в пробоину). И вот оказалось, что для судов с конструктивными недостатками довольно самого незначительного груза, чтобы они быстро переворачивались вверх килем.
И здесь следует сказать хотя бы несколько слов о самом молодом сподвижнике Макарова, который очень много помогал ему в бытность адмирала в Кронштадте. Речь идет об Алексее Николаевиче Крылове, будущем академике, а в то время скромном капитане, преподавателе Морской академии. Крылов по просьбе адмирала проводил испытания с моделью «Ермака» в опытном бассейне. Модель эта была сконструирована самим Макаровым, причем с такой тщательностью, что ее маневрирование в бассейне почти полностью совпадало с реальным поведением корабля в аналогичных условиях. Крылову удалось сделать ряд интересных наблюдений, работая с моделью ледокола. Сам адмирал признал их столь важными, что впоследствии статья молодого инженера об итогах этих исследований была помещена в книге Макарова «Ермак» во льдах».
Макаров и Крылов работали дружно: оба они были бесконечно увлечены своим делом, оба любили четкость, порядок и организованность. Как-то Крылов послал Макарову текст своей речи и в конце приписал: «Прочтение всего здесь изложенного требует 4 минуты 38 секунд». Подобная точность поразительна даже для военных моряков, а уж они-то испокон славились своей пунктуальностью!
В начале 900-х годов в России развернулось интенсивное военно-морское строительство. Тратились огромные средства. Однако но вине руководителей морского ведомства строительство это шло беспланово, вразнобой. Уже тогда мировая практика требовала однотипности боевых кораблей, унификации калибров орудий и т. п. Макаров неоднократно выступал на эти темы, как в открытой печати, так и в специальных записках, посвященных судостроительным программам и поэтому сугубо конфиденциальных. Он справедливо требовал однотипности различных классов боевых судов, ссылаясь при этом и на военную сторону дела, и на экономическую: ясно, что серийное производство дешевле индивидуального. Тем не менее русский флот пополнялся разномастными кораблями. Так, три крейсера «Рюрик», «Россия» и «Громобой» замышлялись как однотипные суда. На практике же оказалось, что у них разное число винтов (два или три), разный калибр орудий и много иных отличий.
Наконец была заложена серия броненосцев типа «Бородино», их строилось пять сразу, они замышлялись как главная ударная сила русского флота. Макарова не приглашали участвовать в обсуждении проекта этих кораблей. Тогда он с помощью Крылова провел испытания над моделью броненосца «Бородино». Результаты оказались удручающими: выяснилось, что даже при небольшом крене эти огромные корабли переворачиваются вверх килем! В точности как броненосец «Виктория». Про результаты этих опытов знали все, кому следовало, да что толку! Стальные громадины уже давно были спущены со стапелей и достраивались у заводской стенки.
Вот говорят: нет пророка в своем отечестве. В России слишком часто происходило именно так. «Своим» не любили верить, гораздо охотнее прислушивались к переводным пророчествам. Да и еще: ведь слишком часто пророки говорят о грядущих бедах и неприятностях – кому же из сильных мира сего, окруженных льстецами и угодниками, охота выслушивать неприятности? Не лучше ли отмахнуться от надоедливого... как там его зовут?.. Увы, мрачное пророчество Макарова опять-таки сбылось: в несчастном для нас Цусимском сражении погибли три броненосца типа «Бородино». И все погибли одинаково: перевернулись вверх килем...
Макарову довелось испытать и увидеть многое. Беспокойная судьба заносила его в самые экзотические, самые далекие края – западные и восточные, теплые и холодные. И милее всего была ему Россия. Он любил ее такой, какова она есть: могучей и неустроенной, богатой и расточительной, суровой и доброй. Родину не выбирают, отчизну не меняют, как не выбирают и не меняют родителей, – эта мысль была для Макарова ясной и несомненной. Имелся, однако, на необъятном пространстве России такой край, к которому Макаров испытывал особую, истинно сыновнюю привязанность. Это Дальний Восток, где он стал моряком, где прошли его детство и юность.
Через тысячи верст Макаров из Кронштадта внимательно следил за обстановкой на Тихом океане. Он понимал громадное стратегическое значение этого морского театра, он видел, что богатейшие дальневосточные земли привлекают к себе жадные взгляды ближних и не слишком ближних охотников до чужого. Бурно развивающийся этот край и его фантастические перспективы были тем самым широким полем деятельности, которое так соответствовало кипучей натуре Макарова. Как-то в доверительной беседе с другом он заметил, что чувствует свое призвание «стать во главе наших морских сил на Востоке, дабы подготовить их к тому боевому испытанию, неизбежность которого он ясно сознавал».
Да, Макаров видел, что на Дальнем Востоке собирается гроза. Еще во время своего пребывания в дальневосточных водах в составе Тихоокеанской эскадры в 1895 году он смог лично удостовериться в агрессивных намерениях японских милитаристов. Макаров уже в ту пору обращал внимание военно- политического руководства России на необходимость укрепления дальневосточных рубежей и в особенности – усиления боевой мощи русского Тихоокеанского флота.
15 марта 1898 года андреевский флаг впервые появился над рейдом Порт-Артура: отныне этой первоклассной гавани суждено было стать главной морской крепостью России на Дальнем Востоке. После поражения Китайской империи в войне с Японией пекинское правительство готово было пойти на уступки России, лишь бы ее вмешательство остановило надвигающуюся над Азией волну японской агрессии. В этих условиях был подписан договор о передаче в аренду России китайской крепости Порт-Артур (Луйшунь) сроком на 25 лет. Впрочем, слово «крепость» в 1898 году звучало более чем условно. То был крошечный городишко с кое-как оборудованным портом. Крепость, как и морскую базу, еще надлежало создать. Зато природа здесь не поскупилась: в Порт-Артуре была превосходная гавань – просторная, глубокая, надежно укрытая со всех сторон. Да и стратегическое положение крепости являлось чрезвычайно благоприятным: она позволяла держать под ударом все коммуникации «вероятного противника» в Желтом море.
Строительство укреплений и морской базы в Порт-Артуре затянулось, хотя неподалеку стремительными темпами сооружался торговый порт Дальний. Авантюристы, окружавшие слабовольного царя Николая II, обделывали собственные темные гешефты на Дальнем Востоке. Они надеялись впоследствии превратить Маньчжурию в свою вотчину и сделать Дальний этаким восточно-азиатским Антверпеном – центром мировой
