перевязи.
— Что тебе, голубчик?
— Я Игнат, барышня, дяденька Игнат. Вчера приехал только, видите, ранен. Отпросился из лазарета и сейчас же к вам. Писали вы мне, что Василек наш… — что-то сдавило ему горло, и он не мог говорить.
По дороге в монастырь я рассказала ему о последних минутах Василька. Он молча слушал, кусая губы. Но когда мы подошли к маленькому холмику, покрытому серебряной снежной парчой, он перекрестился, прижался лбом к кресту и заплакал.
Бедный маленький Василек, хрупкий цветок, подаренный мне судьбой на жизненной дороге!
Е. Сергеева
Извозчик
В городе, лишь только установится санный путь, появляется много новых извозчиков. Это крестьяне окрестных деревень ищут заработка. Сани у них обыкновенно ободранные, линялые, армяк с чужого плеча, лошаденка — от сохи, — на вид заморенная и небыстрая. Но люди небогатые рады этим извозчикам: за гривенник провезут с окраины «в город», а за двугривенный — и на другой конец города.
Лет десять уже, если не больше, с первым санным путем неизменно являлся в город высокий рыжий извозчик. Стоял он всегда на том же перекрестке, и местные жители к нему привыкли. Пьяным его никогда не видели, ругаться и скандалить он не был охотник, а последние годы и лошадь у него появилась, сравнительно с другими, хорошая. Вот и нанимали его охотно местные люди. Многие знали, что рыжего извозчика зовут Иваном, а другие наказывали просто прислуге: «Смотри же, если рыжий будет, его зови».
Иван был неразговорчив, но некоторые из более постоянных седоков его все же узнали, что живет он в Осинниках — верстах в десяти от города. Семья большая, детишки малые, а все же прикупил земли, выстроил избу новую. И лошадь вот завел хорошую. Та, Беляна, с которой прежде выезжал, совсем стареть стала, с плугом еще кое-как справляется, а в город извозчику совсем уж не годится, тем более на одном глазу бельмо появилось. Летом в поле и на лугу Иван вдвоем с женой управляются, а зимой он подрабатывает извозчичьим промыслом.
Но в этом году, когда наконец установилась санная, Ивана на обычном месте почему-то не оказалось. Ждали день, ждали два прежние седоки его, думали, еще подъедет, потом стали делать разные предположения, а прошло некоторое время и забыли «рыжего», стали безразлично нанимать то одного, то другого извозчика.
Меньше всех, стоявших теперь на том перекрестке извозчиков, зарабатывать удавалось самому молодому из них. Это был мальчик лет тринадцати. Извозчик он был, конечно, совсем неумелый, а к тому же тихий. Отобьют у него другие седока, а потом над ним же потешаются. Смеялись и над лошадью его, спрашивая: «Петька, а, Петька, знать, дед твой на ней езжал еще?»
Или: «Сколько за рысака заплатил? Тыщу, должно, уж больно хорош-то!» — и над армяком смеялись, говоря, что «на трех таких хватит». Петя в подобных случаях упорно молчал, исподлобья смотря прямо перед собой, точно не видел и не слышал ничего. Иногда только, когда день удавался особенно неудачный, слезы скатывались с его ресниц. Он громко сморкался, вытирал лицо кулаком и всячески старался скрыть, что плачет, чтобы не засмеяли вконец другие извозчики.
Один день был у Пети просто из рук вон. До самого полудня ни одного седока не выпало на его долю. Но вот, часу во втором, стоял он один — других извозчиков разобрали — вдруг видит, выходят из ближнего дома важные какие-то: он в фуражке с кокардой, а у нее — шляпа с большим пером. Свистнул чиновник, и Петя подъехал к тротуару.
— Да нет, куда же на таком ехать! Смотри, сам хорош — чучело гороховое, а уж лошадь! Еще и бельмо на глазу! Встретишь знакомых — смеяться будут.
— Пусик, да у меня ботинки новые так жмут ногу, что совсем ходить не могу. Пожалуйста, возьмем хотя бы этого, уж как-нибудь домой доберемся.
Тоскливо ждал Петя, пока они переговаривались, — неужели и эти не наймут?!
Нет, сели.
Смотри у меня, вези получше!
Обрадовался Петя, задергал вожжами, замахал локтями. Беляна пошла, забирая как-то боком, вытянув шею вперед и смешно подбрасывая зад.
Чиновник злился, повторяя все одно и то же:
— Да это черт знает что такое, нужно слезть и взять другого, не могу же я служить посмешищем! Лошадью называется! Калека какая-то однобокая, с бельмом на глазу.
Жена его напоминала о ботинках, но, когда доехали до более людной улицы, чиновник не выдержал. Побагровев, он остановил извозчика пинком в спину, слез и, бросив ему пятак, прикрикнул:
— И чего это полиция смотрит! Лезут тоже всякие в извозчики!
Так и остался в тот день Петя с одним пятаком.
— Незадачливые мы с тобой, Беляна. Видно, домой в деревню ехать придется, все одно и тут с голоду помрешь!
Но пришло утро — солнечное, морозное, и он решил еще попробовать счастья. Легче стало на душе от солнышка, и верилось опять в удачу.
Так тянулась зима. Туго приходилось Пете, сам часто не доедал, но лошадь все же кое-как прокармливал и ради этого оставался в городе.
В конце масляной, когда все стремились покататься, к перекрестку, где стояли Петя с Беляной, подошли два гимназиста-второклассника. Один из них — Валя Петров, был местным жителем. Валя страстно любил лошадей и, когда был «приготовишкой», мечтал сбежать от родителей, бросить гимназию и стать извозчиком. С этими мечтами он покончил еще в том же приготовительном классе, но осталась у него неизменная любовь к катанью, лошадям и извозчикам. Все стоявшие поблизости извозчики знали его, и он знал, за сколько, где и когда куплены их лошади, знал качества и недостатки этих лошадей. Валя был постоянным ездоком Ивана, а к этому году, когда его не стало, он выбирал всегда между двумя-тремя лучшими извозчиками. На Петю с его Беляной он, конечно, и не взглянул. В то время когда Валя с товарищем подошли нанять извозчика, их стояло на этом месте всего два. Петя да высокий парень — задира и озорник, один из мучителей Пети. Лошадь у того извозчика была раскормленная, но не быстрая, и Валя не особенно любил его нанимать. Сознавая это, извозчик крикнул, быстро подъезжая к мальчикам:
— Пожалуйте, пожалуйте, садитесь: не с тем же слепым одром вам ехать! А уж я вас как можно лучше прокачу!
Не успели мальчики сесть, как извозчик, показывая кнутовищем на Петю, проговорил:
— С Иваном все ездили, панич, а уж с сыном-то его вам ездить не годится.
— Как, — изумился Валя, — это сын Ивана? Да ведь у Ивана лошадь была хорошая, а эта… — и мальчик махнул рукой, не договорив.
— Ту лошадь у них забрали, как мобилизация была, — ответил парень.
— А, вот почему Иван не приехал в этом году, — догадался Валя, — на этой лошади, конечно, неохота ему ездить!
— Иван? — удивился извозчик, — да Ивана на войну погнали еще летом-то.
— Да ну-у!.. — протянул Валя, — верно ли это? Он уж пожилой, Иван, разве такие солдаты бывают?!
— Верно говорю, панич, я ж из одной деревни с ними.
На следующий день Петя был немало удивлен, когда Валя, отослав извозчиков, бросившихся было ему навстречу, подошел к нему и спросил:
— Это правда, что ты сын извозчика Ивана, рыжего такого?
Петя так растерялся от неожиданного вопроса, что не понял сначала, чего от него хотят. Он по
