— Динка, ты установишь, — пообещала Люська. — С твоими-то мозгами!
Самое смешное, что она стала смотреть на меня во все глаза и ждать, что я «установлю» искомое буквально в эту же минуту. Я подумала и сняла телефонную трубку.
— Регистратура, — знакомо ответили мне.
— Аллу Будникову, пожалуйста.
— А вы знаете, что у нас личные разговоры по телефону запрещены? — услышала я как раз то, на что и рассчитывала. — По этому телефону родственники рожениц звонят, молодые отцы, люди волнуются, не могут дозвониться, а вы?..
— Хорошо, тогда не зовите, — быстро сказала я. — Просто передайте ей, что звонила Лиза Шарова и просила… — (что бы соврать?) — и просила… просила прийти к ней в школу на родительское собрание! К пяти часам вечера. Сегодня. Это очень срочно, пусть обязательно придет!
— Передам, — буркнули по ту сторону провода. И бросили трубку.
— И что дальше? — Люська смотрела горящими глазами.
— Дальше ты пойдешь к лицею и посмотришь — явится ли туда Алла! И если явится, то узнаешь, в качестве кого. На родительских собраниях надо представляться, насколько я знаю. «Я — мама Вовочки Иванова», «Я — тетя Маши Петровой» и так далее.
— Динка, ты… Ты Энштейн! Лобачевский! Капица! — Люська вскочила с места и начала кружиться между столов, как маленькая. Широкая юбка раздувалась колоколом, светлые пряди взлетали — моя подруга смотрелась совсем девочкой. Я невольно вздохнула: чувствовать себя на седьмом небе просто от сознания того, что нам удается продвинуться вперед в деле примирения совершенно незнакомых людей, на это я лично была не способна. Ну, или почти не способна.
— Погоди! — Она внезапно остановилась. — Но как я сама-то попаду на это собрание? Кем я представлюсь? А если эта завуч меня узнает — я же ей сказала, что мой сын учится в другой школе, что же мне, позорно признаваться в собственном вранье?
— Люська, ну что же ты совсем-то мозгами раскинуть не хочешь! — поморщилась я. — Во-первых, мы уже знаем, что посторонних людей в этом лицее дальше будки охранника не пропускают, во-вторых, именно у этой будки ты ее и подкараулишь (должна же она сказать охраннику, кто она такая), в-третьих, у тебя есть блестящее оправдание: ты — сумасшедшая мать, которая околачивается у лицея, караулит девочку своего сына. Попробуй такую прогони! Придешь за полчаса до встречи, будешь слоняться с несчастным лицом, тебя отгонять станут, а потом просто рукой махнут.
— Да… Точно! Так, а сколько сейчас времени? Скоро пять. Пора! — Она рванулась к двери. — А ты-то здесь останешься? Может быть, мы вместе?
— Нет, нет. — Я обдумывала следующую мысль, и Люськино присутствие начинало мне мешать. — Давай-давай, отправляйся. Как только добудешь нужную информацию — сразу звякни мне на мобильник, поняла?
— Ладно!
Она подхватила сумочку, зонт и скрылась за дверью. Я снова подняла трубку телефона, позвонила нашей клиентке Марии Николаевне и кое о чем с ней договорилась. Прежде всего — попросила задержать и никуда не отпускать сегодня Лизу Шарову. Я знала, что девочка бывает у них каждый день и даже остается ночевать. А потом и сама поспешила покинуть офис, чтобы пойти по магазинам — идея, которая пришла мне в голову, требовала наличия реквизита.
Я бродила по салонам магии и лавкам, торгующим всякой колдовской мишурой, наверное, битый час, когда в сумке затренькал мобильник.
— Динка! — восторженно заверещала Люська. — Динка, ты гений! Все прошло как по писаному! Я узнала эту Аллу по твоему описанию, это она — рыжая, наглая, красивая! Явилась точно к пяти и как давай с охранником ругаться! Я, говорит, с работы пораньше отпросилась, я с начальством из-за этого поскандалила, я то, я се! Он ее убеждает — подшутил, мол, кто-то над вами. Нет сегодня в лицее никакого родительского собрания! Она прямо чуть будку ему не побила от злости. Ведьма она, ну точно, Динка — ведьма!
— Да погоди ты! А представилась-то она как?
— Ах да! Я ж тебе не сказала! Сестрой она Лизиной представилась, двоюродной сестрой! Старшей, разумеется. И знаешь, что при этом добавила? «Я ей уже давно вместо матери», во как!
— Понятно. Ладно, на сегодня все. Теперь моя очередь.
— Твоя? А что ты задумала?
— Да так, один спектакль.
— А можно мне посмотреть?
— Нет. Зрителями будут совсем другие…
Два часа спустя меня бы никто не узнал. Я потратила солидную часть полученного от нашей клиентки гонорара на то, чтобы приобрести длинное черное платье с блестками, ниспадающее складками до самого пола, жуткий парик к торчащими во все стороны седыми космами, черный же платок с бахромой — им была повязана моя голова. А также низку бус с амулетами и талисманами, какие-то магические черные шары, потрепанные карты таро, кости и четки, состоящие из двенадцати маленьких черепов. Вся эта дребедень была сейчас на моей шее, и частично гремела в большой (конечно, опять же черной!) сумке, что болталась на плече.
Надеюсь, что и макияж соответствовал: брови я насурмила черным карандашом, на веки наложила густой слой перламутра, губы жирно накрасила темно-бордовым. Получилось очень зловеще: я походила теперь то ли на городскую сумасшедшую, то ли на ведьму — вестницу с того света. Чего, собственно, я и добивалась.
В последний раз оглядев в зеркальце свое отражение, я решительно нажала кнопку звонка перед дверью квартиры, где жила Надя. Там меня уже ждали: открыли сразу.
Я сделала грозное лицо и прошла мимо обомлевшей от моей наружности Марии Николаевны прямо в квартиру.
завыла я, кружась по комнатам.
При этом старалась, как можно страшнее махать руками, трясти амулетами и вообще вести себя жутко таинственно. Не знаю, погибла ли во мне великая артистка, но от представления я неожиданно получила огромное удовольствие — кровь так и заиграла в жилах! Краем глаза я увидела Надю и Лизу, замерших на диване. Девушки смотрели на меня во все глаза и от страха тесно прижимались друг к дружке.
— Чую! — завывала я. — Чую дух темный, дыхание смрадное! Диавол в одной из вас, диавол! Изгнать надо, ибо пожрет вас чудовище, изнутри сожрет! О, чую, поселился внутри, ища, кого пожрать!
— Кто вы? — со, страхом спросила Надя. На диване она сидела с ногами, кутаясь в теплый пуховой платок. Большие, но какие-то тусклые глаза почти не выделялись на болезненно-бледном лице.
— Это колдунья… Белая колдунья, дочка! Лучшая э-э-э… специалистка в своей области, — вмешалась Мария Николаевна. — Я вызвала к нам, порчу снять и эту… ауру почистить. Мне посоветовали. Не смейтесь надо мной, девочки! Я так испугалась, когда вы нашли в комнате какие-то чужие вещи, я сразу подумала: а вдруг они заговоренные?
— Заговоренные, заговоренные, — подхватила я. — Отсюда чую — злодейский умысел, черный
