элегантных кавалеров под легкими хлопьями падавших на них снежинок устремлялись к входу. Еще бы! Ведь это был знаменитый на всю страну Венский бал — праздник музыки и танца.
— Смотри, смотри! — вдруг воскликнул Алинин муж с давно забытым оживлением в голосе. — Вот потеха-то!
Алина оглянулась в ту сторону, куда показал муж. Картина была действительно забавной: из желтого такси выходил мужчина в смокинге, и лицо его хранило выражение крайнего утомления. Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы восстановить дыхание, он обошел машину и открыл дверцу заднего сиденья. Показался край кремового платья, потом возникло замешательство — кавалеру пришлось нагнуться, просунуться внутрь машины и аккуратно достать свою даму и ее платье. Это платье напоминало свадебный торт: юбка состояла из трех ярусов, каждый на отдельном жестком каркасе. Когда дама вышла, ее причудливый наряд долго колыхался и вертелся вокруг нее, как хула-хуп.
— Ну чудики! Даже не думал, что таких здесь можно встретить! — фыркал Слава.
Парочка долго отряхивалась, как куры от песка, и, наконец, направилась к Манежу. Мужчина делал вид, что ведет даму под руку; на самом деле нижний обруч юбки не давал ему приблизиться к спутнице ближе, чем на метр.
— Ладно. Нам тоже пора. Давай выходи. — Слава уже снова потерял ко всему интерес.
К входу вела красная ковровая дорожка. В честь гостей трубили в трубы четверо наряженных музыкантов.
Внутри была музыка, блеск, восхищенная разноголосица. Тысячи живых цветов поражали взгляд и наполняли зал ароматом. Специально для этого бала в Манеже повесили огромнейшую люстру из горного хрусталя — метров восемь в длину и примерно три в ширину. Пламя свечей отражалось в хрустальном дожде от Сваровски, создавая атмосферу опьяняющего праздника императорских времен. Звучала волшебная музыка, вымуштрованные официанты ждали гостей у пышно украшенных столов с изысканными закусками. Со всех сторон доносился фейерверк мелодий Штрауса и Легара. Парад поваров, открывающий гала-ужин, Венское кафе с традиционными блюдами австрийской кухни, звезды итальянской оперы — тенор Витторио Григоло и меццо-сопрано Франческа Провизионато, выступление многократных чемпионов мира по бальным танцам среди профессионалов — в том числе Виктора Да Силвы и Ханны Картуннен… Среди гостей — политики, дипломаты, видные деятели культуры и науки, представители деловых кругов разных стран.
Как все это было бы прекрасно — было бы, если бы Алина прибыла сюда не в качестве неизбежного приложения к своему супругу! Теперь же мероприятие, на которое мечтает попасть каждая женщина, не радовало Алину и не занимало…
Она привычно оглянулась по сторонам, ища стул или диванчик, на котором можно было бы дождаться момента, когда Слава скажет, что они уезжают… Или — что тоже бывало — пока ее не найдет кто-нибудь из организаторов бала и не попросит, пряча брезгливость, увести отсюда мужа, который «немного переусердствовал с алкоголем, ну что же, ничего страшного, со всеми может случиться». И она шла за организатором и находила Славу, которого только что вырвало в цветочную кадку. Он мутно смотрел на жену, не узнавая, а потом начинал грязно ругаться на нее, стиснув зубы. Тогда на помощь ей приходила охрана, они выводили осоловевшего мужа на улицу, Алина, сгорая со стыда, охлопывала его по карманам, выуживая ключи от машины, один из охранников садился за руль, и они ехали по ночной Москве под пьяное Славино бормотание, и молчание человека за рулем красноречивее всяких слов выдавало его презрение.
Недалеко от себя Алина услышала разговор двух женщин.
— Вы здесь одна? — спрашивала у своей соседки рослая дама в длинном синем платье с блестками. — А я с дочерью и ее мужем, мы не по приглашению пришли — сами, по билетам, пришлось по три тысячи долларов заплатить за каждого, представьте… Но я не жалею. Так приятно посмотреть на их юные счастливые лица! А мне хотелось надеть вечернее платье. Настоящее вечернее платье в городе абсолютно некуда выгулять!
— Ох. А мне это их требование — «вечернее платье полной длины» — прямо поперек горла, — ворчливо отвечала вторая, вся в белом и вышитом. — Вы здесь первый раз, как я понимаю, и просто еще не знаете, что в длинном платье танцевать трудно, паркет в Манеже уложен неровно и у них в щелях каблуки застревают. Да и не в этом дело… Надоело все это — балы, тусовки… Хоть бы раз провести с мужем и детьми обычный семейный вечер у телевизора, я бы даже в лото сыграла, ей-богу…
Алина улыбнулась последним словам незнакомки, так они перекликались с ее настроением.
Шли часы. Мимо нее проносились вальсирующие пары, звенела музыка, играли огни. Веселые, разгоряченные лица утомляли Алину, она даже не чувствовала желания потанцевать — а ведь ей было немногим больше двадцати лет! Она сидела в дальнем углу, устало прислонившись к спинке диванчика, и ощущала себя старухой.
Вдруг, в тот момент, когда вальс стих и оркестр под управлением лучшего дирижера Москвы готовился выпустить рвущуюся из инструментов мазурку, до Алины донесся шум. Сперва негромкий, он возрастал, как шум водопада; головы гостей оборачивались на эти звуки, в зале возникло движение. Холодея, Алина тоже встала. В толпе, которая быстро собиралась у места происшествия неподалеку от нее, Алина различила голос мужа.
— Прр-риглашаю! Пр-рриглашаю на вальс! Или, как это… разрешите вас ангажировать на тур! Всего только на один тур! — еле удерживая равновесие, Слава картинно стоял на одном колене перед той самой дамой в трехъярусном платье, которую они видели у входа. Уже совсем пьяный, с остекленевшим взглядом, с перекошенной «бабочкой» и в мятом, чем-то залитом смокинге, он был отвратителен.
Дама в облаке кремового шифона, кусая губы, затравленно озиралась в поисках своего исчезнувшего кавалера и пыталась подобрать ходившую ходуном юбку.
— Дор-ррогая! Я пр-рригласил вас на вальс! Не откаж-жжите, любезная, я вас умол-лляю! — твердил Слава с пьяной настойчивостью. Все так же стоя на одном колене, он попытался ухватить женщину за платье. Та взвизгнула и отскочила в сторону, но юбка качнулась, как большой колокол, и пьяница с неожиданной ловкостью сумел ухватить ее за край.
— Отпусти! Дурак!!! — завизжала дама.
— Охрана! Охрана! — раздалось вокруг.
— Ну так как же, красавица? Потанцу-ем-мм? — И Слава потянул на себя подол. Дама рванулась, легкая ткань не выдержала, коротко треснула и поползла, обнажая пластмассовый скелет чудного платья. Мелькнули полные ноги в телесных чулках, край шелковой комбинации. Под возмущенный ропот дам и кавалеров, никто из которых, впрочем, не спешил прийти даме на помощь, Слава тянул и тянул на себя юбку, пока та окончательно не оторвалась от лифа и не легла под тяжестью обруча ровным кругом на пол. Дама ахнула и закрыла лицо руками. Раздвигая толпу, к ним уже бежали два бравых охранника.
— Пройдемте! — Они ухватили пьяного под руки, попытались поставить на ноги. Слава смеялся, как ребенок, и поджимал ноги, вынуждая охранников волочить его к выходу на руках, — ситуация его явно забавляла. Он хихикал и хихикал, пока его идиотский смех не перешел в икоту.
На месте конфуза появились организаторы. С профессиональными улыбками на побледневших лицах они оттеснили толпу в центр зала. Оркестр наконец грянул мазурку, и пары сначала нерешительно, а затем с нарастающим весельем снова закружились в танце.
Алина на миг зажмурилась: все произошедшее показалось ей страшным сном. Но музыка играла, люди в вечерних платьях танцевали. Показалось ей или нет, что в нее выстрелило несколько презрительных взглядов и со всех сторон зашелестел шепот осуждения?
Не дожидаясь, пока ее найдет охрана или кто-нибудь из администраторов, Алина быстрым шагом устремилась к выходу. Она была так расстроена, что даже забыла получить из рук гардеробщика, больше похожего на камердинера, шубку — пришлось вернуться, накинуть ее на плечи и, уже никого не стесняясь и не глядя по сторонам, выбежать в синеву ночи и заметаться в поисках машины.
— Хи-хи-хииии… зачем вы меня вывели? Вот так истор… ик! Вот так история! Не дали потан… потанцевать. Я завтра буду жаловаться вашему начальству, вот увидите, намыл-лят вам, парни, голову за такое вопи… ик! вопиющее неуважение к гостям. Вот увидите, намылят-намылят, по самые уш… уши… Э-э- э-э-э-э-э-э-э-э-э…
Его затошнило. Яркий свет фонарей и фар автомобилей освещали эту отвратительную сцену в
