Швейцар открыл дверь.
— Кто дежурный?
— Расовский, Карл Эмильевич!
— Семен Сергеевич приехал?
— С час времени!
Патмосов и Колычев поднялись на третий этаж, быстро прошли по пустому коридору и вошли в дежурную.
У телефона стоял Пафнутьев. Дежурный чиновник поднялся навстречу.
— А, Алексей Романович! — приветствовал он Патмосова.
Колычев — отец бессильно опустился на скамейку. Патмосов поздоровался с чиновником и спросил:
— Ну, что сделали?
— Как вы приказали. Да скоро, видите ли, не сделаешь. Вот сейчас еще Семен Сергеевич с Васильевской говорить будет. И тогда все. Надо будет ждать.
В этот момент Пафнутьев взял трубку и заговорил:
— Васильевская часть? Так! Говорят из сыскного. Сейчас оповестите по всем участкам, чтобы обошли все гостиницы и, если в какую из них приехал с полчаса назад господин, блондин средних лет, хорошо одетый… Да! Немедля арестовать, обыскать и дать знать сюда! Поняли?.. Да! да! да! Немедля!
Пафнутьев повесил трубку и обернулся к Патмосову.
— Все части оповестили, а что же дальше?
— Ждать.
— А откуда они выехали? — спросил дежурный.
— Из купеческого.
— Угол Графского и Фонтанки! Так. А не спросить ли, Алексей Романович, по ближайшим гостиницам? А?
— Понятно, можно. Только в таких случаях обыкновенно, когда человек придет в себя, то оказывается уже на другом конце города. Спросите!
— Гостиница» Москва».
Телефон заработал…
Время шло томительно медленно.
Колычев — отец сначала сидел, потом вскочил и начал нетерпеливо ходить по коридору.
Патмосов сидел неподвижно, в сотый раз думая, что, не отвернись он тогда, и он поймал бы их за подменой колоды.
Вдруг зазвенел телефон, и в тишине пустых коридоров этот звонок отозвался чем?то страшным и зловещим.
Патмосов вскочил. Колычев в один миг очутился в дежурной комнате.
Дежурный снял трубку. Наступили томительные мгновения.
Он слушал и говорил:
— Так. Так. Так.
Потом повесил трубку и обратился к Патмосову:
— Полчаса тому назад в» Варшавской» гостинице застрелился господин Колычев.
— Туда! — закричал истерически отец и побежал из сыскного.
Патмосов едва поспел вскочить в сани.
— К Варшавскому вокзалу! В» Варшавскую» гостиницу! Гони! — закричал Колычев, и они снова помчались. Лошадь фыркала, разбрасывая пену, и казалась несущимся облаком.
— Застрелился! Застрелился! — бормотал старик, то кутаясь в шубу, то распахиваясь.
Патмосов молчал. Старик опять бормотал:
— А что же и сделать! Вдруг шулер! Директор банка! А? А растрата есть? Есть растрата?
— Надо думать, нет!
— Эх, Миша, Миша! И какая голова был! Какое сердце! Эх! — и старик весь содрогнулся.
— Подъезд направо! Стой! — сказал кучеру Патмосов и потянул его за кушак.
XVII
В гостинице уже была полиция, коридорные и швейцар были растеряны. Управляющий был бледен и чуть не плакал.
— И что это за напасть! — жаловался он. — Месяца не проходит, чтобы кто?нибудь не застрелился!
— Где, где? — страшным шепотом спрашивал Колычев, идя по коридору.
— Сюда пожалуйте!
В номере собрались пристав, околоточный и доктор. Городовой стоял у двери и отгонял любопытных, которые вышли их кухни, из соседних номеров по коридору.
— Это отец! Пусти! — приказал Патмосов городовому.
У преддиванного стола, в кресле, неуклюже перегнувшись через ручку, полулежал труп Колычева. Расстегнутая сорочка была вся смочена кровью, в свесившейся руке был зажат револьвер. Лицо его было безмятежно спокойно.
На столе лежали записная книжка, бумажник, кошелек, часы с цепочкой, два перстня и карандашом твердым почерком написанная записка:
«В бумажнике — 6 700 рублей, в кошельке — 175 руб. 60 коп. и два купона. Часы и цепочка. Кольца с изумрудом и с бриллиантом. В смерти никого не винить. Жить не мог после позора, но совесть моя чиста. Колычев, Михаил. Надеждинская, 34».
Колычев — старик подошел, всплеснул руками и простонал:
— Миша! Миша, голубчик! Что ты сделал?
Околоточный поддержал его и опустил в кресло.
XVIII
Самоубийство Колычева в свое время наделало шуму, особенно в среде игроков. Имя его было очищено от позора, но молодая жизнь погибла, и не всякий узнал истинную подкладку этого темного дела.
Свищев, Калиновский и Бадейников были высланы из Петербурга.
Патмосов был угнетен.
Он даже слег от волнения, вернувшись с тяжелых похорон.
— Помни, Сеня, у всякого свои обязанности. Я за это дело не должен был и браться. Что я ему — нянька? Я предупредил его, он меня чуть не выгнал. Наше дело — найти преступника, открыть преступление!
— Но вы же сделали, что могли, — возразил Пафнутьев, — негодяи все?таки открыты и теперь высланы.
Патмосов слабо махнул рукой.
— Во — первых, они не обезврежены. Во — вторых, они сейчас высланы, а завтра будет новый градоначальник, и они вернутся. Эти мерзавцы ненаказуемы!
Слова Патмосова оправдались.
Свищев, Калиновский и Бадейников снова в Петербурге и составляют то же товарищество на вере. Бадейников взял в аренду карточную игру одного из столичных клубов и благоденствует, собирая несчетные рубли с бедняков, предающихся азарту.
