Копытов шел вдоль темной аллеи. Он увидел согнутое молодое деревцо и начал рыться в карманах. Нашел кусок бечевки и подвязал деревцо к шесту, вбитому рядом.
Он отошел еще с полкилометра и увидел на скамейке двух мужчин. Они сидели, низко опустив головы.
Копытов подошел поближе и сказал:
— Ребятки, домой пора. Поздно.
Мужчина, что постарше, замотал головой и замычал что-то невнятное. Второй икнул и улыбнулся Копытову странной, мертвой улыбочкой. Копытов заметил, что лицо его бледно и покрыто испариной.
— И чего напились? — спросил Копытов. — Где живете? Пошли, помогу дойти хоть… Вот ведь нажрались-то, а…
Второй поднялся и стал раскачиваться с носка на пятку. Копытов взял его под руку. Удивился, потому что от человека совсем не пахло водкой.
— Или ты больной? — спросил Копытов. — Никак больной?
— Б-больной.
Копытов обернулся, чтобы спросить того, что помоложе, по ничего не успел спросить, потому что страшной силы удар обрушился на него, смял и бросил на землю. Падая, он увидел Генку, который ехал на взрослом велосипеде, жену и бабку Фросю. Она пела песню и возилась с тестом. А потом все исчезло, стало лишним и безразличным ему — отныне и навсегда.
— Пусть шофер включит прожектор, — сказал оперуполномоченный МУРа Росляков.
Яркий свет прожектора резанул ночь легко, словно острый нож кусок черного хлеба. Ночь раскололась надвое, и все увидели мертвого Копытова. Он лежал, сжавшись в комочек, щупленький старый человек с большими руками крестьянина. Его руки словно жили еще. Они обнимали землю, сквозь которую пробивалась первая зелень, казавшаяся синей в белом свете прожектора. Росляков долго и внимательно рассматривал голову милиционера, пробитую у виска чем-то тяжелым.
— Вы еще будете долго работать? — спросил он эксперта.
— Право, не знаю. Он очень плохо лежит. Где фотограф, товарищи?
— Тогда вы работайте, а я поговорю с людьми.
Дворники ничего путного рассказать не могли, потому что, кроме самого Копытова, никого не видели, голосов не слышали, и вообще ничего такого, на что следовало бы обратить внимание, сегодня не случалось.
— Он все смеялся: «Велосипед куплю», — сказал дворник Афонин.
— Он тут у вас ни с кем не ссорился?
— Да, господи, он же человек мягкий.
— Был, — поправил дворник Хайрулин, — был человек…
Проводник собаки Еремушкин, вернувшись, сказал, что след оборвался в километре отсюда, около, стоянки такси.
— Там машин нет?
— Пусто.
Оперативник из отделения, ходивший вместе с Еремушкиным, сказал:
— Проходящая машина была, тормозной след посредине улицы оборван.
— Вы замерили?
— Да. И ширину и длину.
— Позвоните к дежурному, пусть сообщит в ОРУД.
— Хорошо…
После этого Росляков начал осторожно — метр за метром — осматривать землю вокруг убитого милиционера. Прежде чем сделать шаг, он внимательно обследовал то место, куда надо будет поставить ногу. Он помнил, как однажды комиссар сказал ему:
— Знаете, у кого надо учиться осторожности? У слепых. Они, пока место, куда надо ступать, не ощупают, ногой не шевельнут.
Росляков запомнил это и потом много раз убеждался в точности комиссаровских слов. Он сделал еще несколько шагов я сказал эксперту:
— Тут есть след.
— Сейчас.
Росляков осторожно подобрал окурок «Казбека» и в метре от окурка увидел окровавленную перчатку.
— Товарищ лейтенант, — окликнул его эксперт, — у Копытова пистолет срезан. Прямо с кобурой. Видно, за оружием охотились.
…Последовавшие за этим убийством события подтвердили предположение эксперта. В Москве начала орудовать банда вооруженных грабителей.
Через неделю утром комиссар вызвал к себе начальников двух ведущих отделов и спросил:
— Чем сейчас занимаются Костенко, Росляков и Садчиков? Снимите их со всех дел. Будем создавать специальную группу. Вызывайте сотрудников ко мне на совещание…
ПЕРВЫЕ СУТКИ
Специальная группа
— «8 мая 1962 года в 12.20 двое неизвестных в темных очках зашли в помещение скупки № 1678 по Средне-Самсоньевскому переулку и, угрожая пистолетом и ножами, забрали у работников скупки 384 рубля. Пригрозив, преступники потребовали не выходить из скупки в течение десяти минут после того, как закроется дверь. Работники скупки слышали, как заработал автомобильный мотор, но, когда они вышли, переулок был пуст».
«12 мая 1962 года в 17.45 двое преступников в темных очках вошли в домовую лавку по Холодному переулку, дом № 10/9, заперли дверь, перерезали телефон и, угрожая оружием, потребовали выдачи денег. Забрав дневную выручку в количестве 272 рублей, преступники скрылись в неизвестном направлении».
«16 мая 1962 года трое неизвестных зашли в приходную кассу № 765/941 по Большому Васильевскому переулку, дом № 17, заперли дверь, перерезали телефон и, угрожая пистолетом, потребовали у работников кассы всю дневную выручку. Контролер Быкова А. В. вступила в пререкания с преступниками. Воспользовавшись этим, кассир Ямщикова И. Б. нажала сигнальную кнопку. У входа раздался звонок. Преступник выстрелил в Ямщикову И. Б., но промахнулся. Преступники скрылись».
Комиссар кончил читать, несколько раз чиркнул зажигалкой, посмотрел на длинный язык пламени, осторожно дунул на него и закончил:
— Таким образом, все эти три ограбления совершены, бесспорно, одной бандой. Мне кажется, что цепочка эта организовалась после убийства Копытова. Так мне кажется… Выделяю специальную оперативную группу. Прошу Костенко и Рослякова задержаться, остальные свободны. Садчиков будет руководителем, так что вызывайте его из отпуска.
Кассир Ямщикова все время терла щеки, будто они у нее замерзли. Она говорила медленно, спотыкаясь, и, когда начинала новое слово, ноздри у нее раздувались и лоб стягивали морщины.
— Я сегодня с утра стала разбирать вчерашние документы, после того случая. Думала, все ли на месте. И вот нашла…
Она протянула Костенко расчетную книжку по уплате за коммунальные услуги. На первой желтой страничке было написано: «Самсонов Алексей Алексеевич. Улица Льва Толстого, дом 64, квартира 249».
Костенко записал фамилию и адрес на листок бумаги и пошел к телефону.
— Самсонов, — сказал он дежурному. — Да нет же, лучше я по буквам… Семен, Анна, Михаил… Самсонов. Немедленно наведите справку. Мы сейчас вернемся, так что поторопитесь.
Папа с мамой
Костенко даже не успел подняться к себе — дежурный сказал, что комиссар просит немедленно зайти к нему.
Костенко вошел в кабинет.
— Знакомьтесь, — сказал комиссар, — это товарищ Самсонов Алексей Алексеевич.
Самсонов поднялся со стула. Лицо его было опухшим в очень бледным.
— Здравствуйте, — сказал Костенко.
— Вот знаете ли, сын у Самсонова пропал. Ленька. Семнадцать лет парню. Домой не вернулся, папаша переживает.
Самсонов спросил:
— У вас курить можно?
— Чего ж нельзя, можно. Женщин нет.
