два сарамита, они несли тюфяки, набитые свежим сеном. «Сехмет, распорядитель трапезной, приглашает вас перекусить с дороги, — объявил он, покраснев при этом так, что даже уши у него стали рубиновыми. — А мы пока уберем вашу комнату».
Илам оживился.
— Ну вот! — сказал он. — Вот с этого и надо было начинать! С трапезной! А что, мясо у вас сейчас готовят? Или мы опять угодили на рыбные дни? Опять соленая рыба?! — спросил он, приходя в ужас.
Фелис покрутил головой.
— Овощи и мясо, — выдавил он, умирая от смущения, теребя веник и глядя на норлока снизу вверх. Он был крепышом, но рядом с Иламом казался щуплым подростком. — На вечернюю трапезу.
Сульг хмыкнул и поднялся со стула.
— Хорошо, — сказал он, стоя в дверях. — Идите в трапезную, а я подойду попозже. Надо потолковать с настоятелем. Илам, если сожрешь мою порцию, имей в виду... тут есть такой обычай: живьем замуровывать в стены тех, кто съедает чужой ужин, понятно?
— Прекрасный обычай! — недовольным голосом протянул Илам. — Глупее ничего не слышал! Да ты сам, небось, и выдумал только что.
Но Сульг его уже не слышал.
Он отыскал Амалиина возле небольшого огорода, укрытого за двумя недавно появившимися приземистыми постройками. От длинных грядок пахло влажной землей и пряными травами. Настоятель, высокий и худой, в неизменном темном балахоне, стоял посреди огорода и задумчиво созерцал маленький темно-зеленый кустик.
— Думаю, не пора ли нам выкапывать луковицы золотоносника, — произнес он, заслышав шаги Сульга. — Чуть передержи их в земле — и все, они уже ни на что не годятся. — Настоятель отщипнул с кустика крошечный листочек, засунул в рот и пожевал, сосредоточенно уставившись в землю. — Ну еще дня два-три можно повременить. Но не больше. — Он поднял глаза на норлока и улыбнулся:
— Рад видеть тебя, Сульг.
— Я тоже, — сказал тот совершенно искренне: настоятель был одним из немногих людей, к которым Сульг испытывал что-то вроде симпатии.
— Мне кажется или ваше хозяйство стало побольше? Кажется, этого домика в прошлый раз не было... Что это?
— Ох... ты говоришь о том, что больше всего беспокоит меня в последнее время. — Амалиин покинул огород и аккуратно прикрыл за собой калитку, сплетенную, как и вся легкая ограда, из ивовых прутьев. — Это новый амбар для хранения сухих трав... отличная вентиляция, Нумариит был очень доволен. Постройка хорошая, но в результате — сам видишь — внутри крепостных стен уже не осталось ни единого клочка свободной земли.
Настоятель медленно двинулся в сторону двора, Сульг держался рядом, приноравливая свои торопливые шаги к неспешной поступи Амалиина.
— Дела монастыря идут все лучше, и надо бы радоваться, а я печалюсь — может ли быть что глупее? — сокрушенно продолжал тот. — Монастырь процветает — разве это повод для грусти?
— Так что же? — спросил Сульг, внимательно слушая старика.
— Становится слишком людно и слишком суетно. — Сарамит улыбнулся бледными тонкими губами. — Наши лекарства пользуются все большим спросом. Думаю вот — может, делать их похуже? — Он усмехнулся. — Ну я шучу, конечно...
Возле крепостной стены два деревянных столба поддерживали навес, сплетенный из ивовых прутьев: в тени, на кусках ткани было разложено для просушки множество растений. Часть трав, связанных в пучки, висела под крышей, покачиваясь на легком ветерке. Возле навеса один из травников, сидя на корточках, мыл в глиняном горшке корни, разрезал их вдоль и раскладывал на большие плоские камни.
— Сарамиты — северяне, не странно ли, что именно нам, выросшим на скудных северных землях, дан дар постигать суть растений? — задумчиво говорил Амалиин. — Почти все, что дает природа, может принести пользу человеку. Почки и кора деревьев, цветки и травы, листья и плоды, корневища и клубни. Как воспользоваться этим щедрым даром — целая наука. Одна и та же трава может и вылечить, и убить — все зависит от того, сколько времени ее, скажем, настаивать в бутыли на солнце или сколько капель растворить в воде. Если собрать почки серебристой ивы на растущий месяц, положить в горшок и залить обыкновенным смальцем, чуть-чуть потомить в печи — получится прекрасное лекарство от изнуряющей лихорадки. А стоит использовать эти же почки, но собранные на убывающую луну — и вот тебе снадобье, от которого выпадают волосы. Недавно одна знатная дама из Лутаки просила изготовить такое. Не иначе хотела досадить сопернице. — Настоятель слабо усмехнулся. — Такие снадобья пользуются довольно большой популярностью. Почти как «тихие убийцы».
— «Тихие убийцы»? — переспросил Сульг, нахмурив брови.
— Яды, — спокойно пояснил Амалиин. — Думаю, ты знаешь, что мы изготавливаем не только лекарства.
Норлок пожал плечами:
— Я не интересуюсь чужими секретами.
— Знаю, Сульг. Ты думаешь небось с какой стати этот выживший из ума старик принялся выбалтывать тайны собственного монастыря...
— Не думал ничего подобного, — засмеялся норлок.
— Мы изготовляем не только лекарства, мы создаем яды и противоядия от них и от многих других. Не только от тех, что рождаются в наших стенах. Яды и противоядия, — произнес задумчиво сарамит. — Никогда не знаешь, что пригодится в будущем.
Сульг бросил быстрый взгляд на Амалиита, но по его лицу было трудно что-либо прочесть.
— Я — воин. Я предпочитаю убивать при помощи оружия. К тому же... — Он вспомнил отравленный клинок агрха и Фиренца, который исцелил его от мести зачарованного меча. — Существуют такие яды, против которых бессильно человеческое искусство.
Настоятель проницательно взглянул на него.
— Есть, — подтвердил он. — Но встречаешься с ними не часто, правда? Человеческое искусство тут и правда бессильно, так что надо до конца дней своих благодарить небо за то, что в момент такой встречи приходит помощь от тех, кто облечен гораздо большим могуществом, нежели простой смертный.
Сульг замер. Некоторое время он переваривал слова, услышанные от настоятеля. Амалиин же как ни в чем не бывало неспешно брел по дворику, шаркая башмаками и кивая проходившим мимо монахам. Из маленькой трапезной показался Азах и помчался по лестнице, ведущей на второй этаж, в оружейную. Из открытой двери трапезной пахло свежим хлебом, но Сульг внезапно почувствовал, что от беседы с настоятелем аппетит у него пропал совершенно. Он, пожалуй, впервые задался вопросом, что известно о них этому старому сарамиту? Амалиин никогда не интересовался, откуда в Ашуре появились норлоки, чем они занимаются, покидая стены монастыря, и впервые Сульгу внезапно пришла в голову совершенно неожиданная мысль: возможно, старый сарамит не интересовался этим как раз потому, что и так знал о них все, что считал нужным? Он задумался, пытаясь оформить свои предположения в слова: Сульг предпочитал не задавать вопросы напрямую, но Амалиин счел беседу законченной.
— Наше паломничество начнется завтра с восходом солнца, — произнес он, останавливаясь посреди двора. — Но выехать лучше немного пораньше, чтобы встретить рассвет в пути.
Он поглядел в лицо собеседника и еле заметно улыбнулся.
— До завтра, Сульг, — сказал он и ушел, оставив норлока стоять посреди двора.
Казалось, время на равнинах Ашуры течет по каким-то своим, неведомым законам. Иногда оно летело быстрее весеннего ветра, и времена года мелькали, едва успевая сменять друг друга, а иной раз тянулось медленно и неторопливо, и зима или осень с большой неохотой покидали эту северную землю.
Лето в этом году выдалось в Ашуре странное: теплое, ласковое, почти без дождей. С началом теплых дней норлоки перевели через перевал два каравана, неделю отсыпались в Руноне, потом навестили монахов-сарамитов — подходило время паломничества к их каменным богам, а тут и белл Беренгер снова дал о себе знать: прислал весточку, что хотел бы перетолковать о следующем заказе и что его человек ждет их в Лутаке на четвертый день от полнолуния. Сульг выждал после оговоренного срока еще несколько дней,
