Наверное, из этих впадин
И пьют дрозды, когда взамен
Раззванивают слухи за день
Огнем и льдом своих колен.
— Пастернак был рыцарем Ордена? — спросил я.
— Кем он только не был, дрозд для дроздов, — ответил старик и погнал дальше:
Вот долгий слог, а вот короткий,
Вот жаркий, вот холодный душ.
Вот что выделывает глоткой,
Луженной лоском этих луж.
У них на кочках свой поселок,
Подглядыванье из-за штор,
Шушуканье в углах светелок
И целодневный таратор.
— Вы меня убьете? — спросил я, прервав его.
— Да, — честно ответил старик. — Эпидемию нужно остановить. Пока она в пандемию не перешла.
— А если я вам дам слово, что никому не выдам Слова? — случайно скаламбурил я.
— А ты его знаешь? — спросил старик.
— Нет, — ответил я.
— Так как же ты можешь сохранить в тайне то, чего не знаешь?
— Но я ведь его в принципе знаю? Ведь так?
— Предполагаю, что знаешь. Чего б я тебя тогда сюда…
— Ну?
— Но ведь ты не знаешь, что именно ты знаешь. — На это мне нечего было ответить. Но и не ответить было стремно. И тогда я нараспев, чтоб не навзрыд, закончил за старика стихотворение:
По их распахнутым покоям
Загадки в гласности снуют.
У них часы с дремучим боем,
Им ветви четверти поют.
Таков притон дроздов тенистый.
Они в неубранном бору
Живут, как жить должны артисты.
Я тоже с них пример беру.
Тут меня осенило.
— Подожди, а ведь слово дрозда — что-то вроде слова Алистера Кроули. Так получается?
— Кто бы сомневался, — ответил старик. — Только у Кроули это было Имя Бога, а слово дрозда — это Слово Его.
— Выходит, Бог — он, по-вашему, типа дрозд?
— Почему бы и нет.
— Странно…
— Чего же тут странного? А как ты Его себе, собственно, представляешь? Благонравного вида седовласым стариком с добрым прищуром? С такими вот, как у меня, лучиками в уголках глаз? Так?
— Ну, не знаю… Вообще-то кем угодно могу — стариком, ребенком, негром, латиносом могу, инвалидом с ДэЦэБэ, Санта-Клаусом, Клинтом Иствудом, Полом Маккартни…
— Пол Маккартни — это ты в тему, — согласился старик, — тот еще интуит, он недавно издал поэтический сборник «Пение черного дрозда». Может, слышал?
— И Чарльзом Буковски могу, — не обращая внимания на его слова, продолжил я свою мысль. — И даже женщиной могу его политкорректно представить, презрев гендорные свои заморочки. Но не дроздом.
— Почему?
— Ну как… По образу же и подобию своему… Он нас. Или мы его. Не важно кто, но — так.
— Ты думаешь, что это сказано про внешний облик?
— А про что?
