шизофреником в первый раз. С виду вроде тихий, а там, кто его знает- На всякий пожарный ему лучше не возражать — так по крайней мере советуют».
— Да, конечно, — кивнул я ему, — святое дело.
В том смысле, что я и сам бы ему компанию составил, да вот со временем туговато.
Старик улыбнулся.
— Вы натурально решили, что я душевнобольной, юродивый? Что ж, оно и не мудрено. А держитесь молодцом, спокойно. Знать не ошибся я в вас. — И он посмотрел на меня ясными, добрыми глазами. — Только я это вполне серьезно, о битве?то. Н — нда… Вот и это, — потрогал он багровый шрам на лбу, — честно заработал на поле Куликовом. Бок о бок с Боброком рубились.
Я не знал, как реагировать на его откровения и поэтому молчал, делая вид, что тщательно пережевываю кусочек мяса, выловленный в борще.
— Ну ладно, — после некоторого раздумья продолжал он, — как говорится, услуга за услугу. Вы мне помочь согласились, да и вообще приглянулись. Вам расскажу. Поймете — не пожалеете.
Официантка принесла мясо, вопросительно посмотрела на старика. Тот всем своим видом показывал, что не замечает ее и кроме книги для него ничего в целом мире не существует. Когда она ушла, он еще некоторое время читал, потом, будто вспомнив обо мне, спросил:
— Вам на море бывать не приходилось?
«Море… Серые с пенными гребнями волны и обжи
гающий холод брызг, рваные языки ламинарий и рыжие пятна морских звезд в зеленой глубине… Покрытые многоцветьем лишайников гранитные острова и гомон птичьих базаров, золотистые стволы сосен и запах хвои и моря… Величие первозданной дикос- ти…
Море… Бесконечная полоса пляжа и прокопченные южным солнцем тела отдыхающих, горячий, нафаршированный окурками и персиковыми косточками песок и разгневанные мамаши, взывающие к совести своих перекупавшихся чад, громады нефтеналивных танкеров на рейде…»
— Приходилось. И на Белом, и на Черном. — Я пытался понять, к чему он клонит.
— И помните, как там было?
— Еще бы. — Реальность только что промелькнувших в памяти картинок не вызывала сомнений.
— Так… Ну хорошо. А на Аляске?
— Что на Аляске?
— На Аляске не были?
— Да вот все как?то не соберусь, — не выдержал я.
— Ну, это и не мудрено, — не обращая внимания на издевку, продолжал он. — Хотя Джека Лондона?то вы, верно, читали? Ну, там, я не знаю, «Белое Безмолвие», «Любовь к жизни». В общем, что?нибудь о Клан- дайке.
— Хм, в точку попали — это мои любимые рассказы. Особенно «Любовь к жизни».
— Тогда вы должны кое?что из них помнить.
«Кое?что… Сводящая с ума бесстрастность Белого Безмолвия и — холод… Безмолвие ощутимо физически, оно давит морально, расплющивает сознание, стирает человеческое Я и — холод… Безмолвие, заставляющее замолчать — сильных надолго, смирившихся навсегда и — всепроникающий холод…
Кое?что… Отупляющий голод и хрустящие на зубах рыбешки с палец величиной… Страх потерять спички и чуть было не пойманная куропатка, убегающая в темноту… Мутный взгляд больного, ошалевшего от голода волка и угасающее желание есть, поддерживаемое лишь одним — желанием жить…»
Ч
— Как не помнить. Такое не забывается.
— Славно. А скажите на милость, в чем разница между вашими воспоминаниями о море, где вы были, и об Аляске, о которой вы только читали?
Подумав минуту, я вдруг поймал себя на том, что принципиальной разницы между ними не вижу.
— Не трудитесь, — предложил он наконец, — я в свое время тоже не смог ее найти. Главное отличие состоит в сознании того, что на море вы были сами, а о Кландайке читали у Лондона. И все. Хотя куда как часто мастерски написанная вещь производит большее впечатление и дольше хранится в памяти, чем собственные воспоминания об иной скучной поездке. Согласны?
Я согласился, выуживая в луковом соусе очередной кусок ароматной говядины.
— Так вот, я начал с того, что четко усвоил это отличие и постарался сделать все, чтобы оно стерлось в моем сознании.
— Интересно, каким это образом, — поинтересовался я, чтобы поддержать разговор: мне показалось, что его рассуждения могут быть прелюдией какой?то забавной истории.
— Тренировками, мой друг, постоянными тренировками, — продолжал книголюб с энтузиазмом. — Да. Так вот. Первое, чего я со временем достиг, это то, что многое из прочитанного мной переплавилось в недрах моей памяти в мой собственный жизненный опыт. Однако на достигнутом я не остановился. Ведь все это относилось к прочитанному когда?то.
Человек я одинокий, преклонного возраста, но не совсем еще развалина. Ничего меня не связывает — самое бы время поездить, мир посмотреть. Да куда ж я на свою пенсию поехать мог: разве что с печки на лавку… Вот и оставалось одно — вспоминать свое прошлое. И, повинуясь естественной тяге к новизне впечатлений, я поставил перед собой задачу максимально сократить время «переплава» прочитанного в пережитое. Немало я попотел, прежде чем сумел довести этот разрыв до одних суток. Прочитал вчера, к примеру, рассказ о сафари в Африке, а сегодня я
уже в мельчайших деталях вспоминаю, что там видел, что чувствовал, с кем познакомился…
А со временем, знаете ли, начал за собой интересную вещь замечать: читаю и вроде как сам в книге растворяюсь. Да… А началось с запахов. Скажем, про рыбаков книга — явственно ощущаю запах моря:, свежий такой, йодистый, рыбный дух опять же ноздри щекотит.
Или читаю, а действие в деревне происходит, чувствую — сеном свежим пахнет, пылью дорожной, коровьими лепешками, цветами полевыми… Это в горо- де?то, на девятом этаже!
Дальше — больше. Идет в книге речь о морозах — замерзаю; про летний зной или про пустыню что — жарко мне, губы от жажды спекаются.
Потом я услышал книгу. Да — да, именно услышал. Читаю о войне, а вокруг стрельба, мины воют, от взрывов бомб и снарядов уши закладывает, танки рычат, а в окопах мат кромешный стоит. Или как о степи речь зайдет, так кузнечики звенят — заливаются, жаворонки в небе от усердия заходятся…
Да… И вот в один прекрасный момент я сделал последний шаг. Тот самый шаг, что еще отделял наш реальный мир от мира созданного автором. И, уверяю вас, он оказался не менее реальным, чем тот, в котором мы живем. Хотя правильнее было бы сказать — они оказались не менее реальными, ибо каждый автор создает свой мир, а чаще всего целую цепь, как теперь говорят, параллельных миров.
Вот и приспособился я таким образом передвигаться во времени и в пространстве. Так сказать, посредством библиопортации. Главное, чтобы книга нужная под рукой была. — И он опять уткнулся в «нужную книгу».
Одолев еще пару страниц, он нехотя оторвался от чтения и вернулся к разговору.
— Так вот я и говорю, очень удобно таким способом путешествовать: попасть можно вовсюда, куда душе угодно, опять же достаточно быстро и, главное, бесплатно. Если книга библиотечная, — добавил он, подумав.
Теперь весь вид его говорил о том, что он ждет моего мнения по поводу только что прослушанной байки.
— Что ж, — сказал я, — рад за вас. Все очень удачно устроилось: и пенсия цела, и мир посмотрите. — Ну что еще мог сказать ему нормальный, воспитанный человек, убежденный материалист, с состраданием относящийся к несчастным, в том числе и к душевнобольным людям?
— Вижу, не верите вы мне, — вздохнул старик, — ну, да ведь вольному воля. Но скажите, вам же не раз встречались в книгах признания героев, будто им кажется, что за ними кто?то наблюдает?
— Бывало.
— Так вот, им не казалось. За ними действительно наблюдают.
— Вы?
— «Я!..» Ну, и я конечно. Да мало ли таких, как я? С иными уже по нескольку раз встречались…
