Подумай, когда я не буду уже… так красива, как сейчас… или когда… рожу ребенка… разве ты не найдешь другую, более привлекательную женщину?
— Древние греки утверждали, что нет ничего прекраснее женщины с ребенком, возразил герцог.
— Но ты не грек!
— Да, я француз, и я не могу себе представить ничего более замечательного, чем весть о том, что ты носишь моего ребенка, и ничего более прекрасного, чем мой сын у тебя на руках.
— А если… родится дочка? — спросила Валерия совсем по-детски.
Герцог улыбнулся:
— В таком случае, моя радость, мы попытаемся снова.
Мягким движением он повернул ее к себе лицом.
— Мы не можем спорить об этом всю ночь, но в день нашей золотой свадьбы ты признаешь, что была не права. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться!
Не дожидаясь ответа, он снова поцеловал ее, страстно, горячо, требовательно, как не целовал еще ни разу. Он целовал ее губы, щеки, шею и снова губы. Валерия чувствовала, что его страсть захватила и ее, что она не в силах больше противиться его воле.
Он целовал ее, пока им не стало казаться, что нет больше ничего земного, что на крыльях любви они воспарили в небо, где звезды тихо сияли, и не было ни несчастий, ни горя, а лишь неизъяснимое блаженство. Яркий, ослепительный свет, свет их любви, окутывал их, словно покрывалом, он пронизывал все существо девушки, ей казалось, что она умирает от счастья.
Она очнулась, только услышав голос Рамона:
— Так когда же ты станешь моей женой?
— Сейчас же! — прошептала Валерия. — И пусть я буду счастлива с тобой… хоть несколько месяцев… это будет лучше, чем… годы убогой жизни без тебя!
— Мы будем счастливы всю жизнь! — ответил герцог и снова поцеловал ее.
Валерия сидела на диване, положив голову на плечо герцога.
— Я люблю, я обожаю тебя! — говорил он. — Нам надо решить, когда мы скажем моим родным, что ты выходишь за меня замуж. Они будут вне себя от счастья, когда узнают об этом.
— Пожалуйста, не объявляй об этом слишком скоро, — взмолилась Валерия. — Им это может показаться странным. Ведь они считают, что мы с тобой сегодня днем встретились впервые.
— Мне кажется, что я знаю тебя уже тысячу жизней, и готов любить тебя еще столько же. Я верю, что мы с тобой всегда были нераздельны.
— Ты действительно в этом уверен?.. Я люблю тебя и хотела бы вечно принадлежать тебе. О, как я люблю тебя, Рамон!
— Так же, как я тебя. Если бы ты отказалась за меня выйти, я бы, кажется, бросил тебя в один из наших подвалов и держал там, пока ты не согласилась бы.
Валерия засмеялась:
— Ты бросил мне вызов в Биаррице, и ты, конечно, победил, и ты завоевал меня.
— Это единственная победа, которую я ценю! — ответил герцог. — Как мне повезло, моя дорогая, что я нашел тебя, когда уже начал думать, что женщины, подобной тебе, не существует на свете!
— А я ждала тебя… в «Мулен-де-ля-Мер», — поддразнила его Валерия.
— Для меня это всегда будет «Мулен-де- Л'амур» — «Ветряная мельница любви». Ветер любви занес в «Мулен» нас обоих.
Теперь мы нерасторжимо соединены нашей любовью.
— О, Рамон, — только и смогла сказать она.
— Но вот что ты должна знать, — заявил герцог. — Моя герцогиня будет вести себя подобающим образом. Больше никаких визитов в «Мулен» и в подобные заведения! И если я увижу, что ты подкрашиваешь свои длинные ресницы или прекрасные губы, я очень рассержусь.
Он поцеловал Валерию, прежде чем она успела возразить.
Но когда Рамон отпустил ее, она сказала:
— Смотри, если ты будешь со мной плохо обращаться или начнешь скучать, я снова превращусь в «мадам Эрар».
— Она была по-своему очень хороша, — признался герцог, — но та милая дебютантка, которую я сейчас держу в своих объятиях, — совсем иная.
— В каком смысле? — спросила Валерия.
— Она — юная, невинная, неиспорченная, и, хотя она сама еще не призналась в этом, так любит меня, что готова сделать все, что я захочу.
— Кажется, это начало спора, который может продолжаться всю жизнь, — заметила Валерия.
— Я хочу очаровать и поработить тебя, дорогая, и этого же хочешь ты сама, хотя и не готова признать это.
— Конечно! Рамон, я так люблю тебя, люблю всем сердцем, всей душой!
— Они принадлежат мне! — воскликнул герцог.
И он снова целовал, целовал ее, пока они не перенеслись в светлый мир любви. Отныне и навечно Ветряная мельница любви подчинила их своей власти.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст, Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Примечания
1
thehaughty nineties — (букв. «дурные девяностые») — 1890-е годы, когда в высших кругах лондонского общества получили распространение некоторая распущенность во взаимоотношениях полов, гедонизм и более легкое отношение к жизни, чем это диктовалось пуританским викторианским кодексом поведения.
2
Роттен-роу — аллея дня верховой езды в лондонском Гайд-Парке.
3
Бог мой! (фр.)
