— А почему ты решил, что я смогу преобразиться в мадам Эрар?
— Я помню, как ты участвовала в сценах, которые мы разыгрывали на Рождество. И ты имела огромный успех, когда играла одну из уродливых старших сестер Золушки.
— Ну, то было совсем другое дело!
— Игра есть игра. Да и кому там придет в голову обращать на тебя внимание, когда есть возможность посмотреть канкан!
Валерия подумала, что подобную вещь мог сказать только ее брат. Она невольно улыбнулась, а Тони продолжал:
— Тебе только нужно постараться выглядеть старше своих лет и сделать макияж, как делают все француженки, особенно когда они приходят посмотреть на что-нибудь сногсшибательное вроде канкана.
— Но… бабушка говорила, что ни одна… леди не пойдет в такое место.
Тони помолчал с минуту, а потом сказал, избегая смотреть на сестру:
— Я не могу себе представить там кого бы то ни было из наших родственниц. Но есть женщины, пусть не из высшего общества, но хорошенькие и элегантные, которые сопровождают мужчин в таких случаях.
Хотя он осторожно подбирал слова, Валерия поняла и воскликнула:
— Ты что же, хочешь сказать, что я… должна выдать себя за… даму полусвета?!
— А, так ты тоже слышала о них?! — удивился Тони.
— Конечно, слышала.
— Наверное, от своей бабушки?
— Она иногда упоминала о них, особенно о тех парижанках, которые славятся экстравагантностью и на которых и французы, и англичане иногда тратят целые состояния.
— На тебя едва ли кто-то истратит большие деньги, кроме меня, — заметил Тони.
— Но неужели ты всерьез просишь меня о подобной вещи? — переспросила Валерия.
— Конечно. Иначе, имей в виду, тебе придется оставаться одной в гостинице.
Валерия колебалась. Ей вовсе не улыбалось сидеть одной в какой-то гостинице, ожидая прихода брата. Она сделала последнюю попытку спасти положение:
— Прошу тебя. Тони, не делай этого, — сказала она умоляюще. — Представь себе, какой будет скандал, если все это откроется! Папа после этого уже никогда не сможет тебе доверять.
— Он и теперь мне не доверяет, — возразил брат. — Когда я попросил разрешения съездить в Париж на Пасху, он ответил: «Не раньше, чем через год». А когда я сказал, что мне уже двадцать один год и я человек самостоятельный, он заявил: «Если ты поедешь в Париж без моего разрешения, я лишу тебя содержания». Но ведь это нечестно. Я уже не ребенок, а со мной обращаются, как с ребенком.
— Я знаю, что, когда у тебя появляется такое настойчивое желание отправиться в Париж, это не сулит ничего хорошего, — возразила Валерия. — И папа подарил тебе на Рождество замечательных лошадей, а в августе ты едешь в Шотландию!
— Знаю, знаю! Я должен быть благодарен отцу за маленькие милости. Но не могу же я в самом деле побывать в Биаррице и не увидеть канкан!
Тон, каким это было сказано, выражение лица Тони свидетельствовали о том, что он не намерен отступать от своего решения. Он был готов на все, чтобы увидеть желанное зрелище, согласится она его сопровождать или нет. Валерии оставалось только выбирать: идти с братом смотреть канкан или сидеть одной в гостинице. Она сказала:
— Объясни поподробнее, чего ты хочешь от меня.
— Так ты согласна? — радостно воскликнул Тони. — О, Бэл, ты прелесть! Я обещаю тебе, что это будет самое замечательное развлечение, которое только можно себе представить.
— Надеюсь. Но я очень боюсь, что папа узнает об этом.
— Не узнает, я уж постараюсь! Самое главное — делай все так, как я придумал.
— Но что же мне надеть, когда я буду изображать эту… как ее там?
— Мадам Эрар.
— Только бы мне не забыть это имя!
— Не забудешь. А «Бэл» можно оставить. Кроме меня, тебя так никто не называет, и звучит оно слегка на французский лад.
Валерию крестили в честь малоизвестной итальянской святой, которую почитали и во Франции. Таково было желание ее матери. Чтобы угодить английской родне, девочку, кроме того, нарекли более традиционно: Мария-Аделаида. Конечно, «Вэл» действительно называл ее только брат, да и вообще вряд ли кто во Франции спросит, как ее зовут. И все же Валерия опасалась, что однажды она забудется и на подобный вопрос ответит «Валерия Нетертон».
— Ну ладно, пусть я буду «мадам Эрар», — сказала она. — И какой же наряд мне выбрать?
— Что-нибудь шикарное и такое, чтобы ты в нем выглядела немного старше своих лет.
Валерия открыла свой гардероб и безнадежно махнула рукой. Как и положено дебютантке, большинство ее платьев были белыми, несколько — нежно-розовыми и светло-голубыми. Вдруг ее осенило:
— Я вспомнила! Кузина Гвендолин оставила здесь множество своих нарядов, когда уезжала в Африку.
— Гвендолин всегда выглядит шикарно, — согласился Тони.
Гвендолин было около тридцати лет, и она обожала сверхмодные наряды. Она с мужем уехала посмотреть сафари и должна была вернуться не раньше чем через три месяца. Свои туалеты их двоюродная сестра оставила в одной из комнат, которую называли «лиловым залом». Валерия решила позаимствовать одно-два платья кузины и упаковать их без помощи служанок.
— Нужно будет взять их из ее комнаты сегодня же вечером, когда слуги будут ужинать, — сказала она.
— Верно. Но тебе понадобится не только вечерний туалет. Днем в гостинице ты тоже должна будешь выглядеть не так, как обычно.
— Постараюсь тебе угодить. Но все-таки эта затея кажется мне безумной. Не могу отделаться от страха, что папа или герцог узнают о ней. Тогда нам обоим несдобровать.
— Положись на меня! — самоуверенно заявил Тони. — Ты будешь выглядеть как француженка, а по- французски ты говоришь не хуже их самих — бабушка об этом позаботилась. Мне же хватит моих знаний, чтобы объясниться. Уверен, что ты получишь от канкана не меньшее удовольствие, чем я сам.
Валерия удержалась и не сказала, что сомневается в этом.
Но даже она не могла отделаться от мысли, что было бы интересно увидеть зрелище, о котором она столько слышала и которое не ожидала когда-нибудь увидеть.
Канкан будоражил воображение не только французов, но и жителей других стран. Не только ее бабушка, но и другие говорили об этом танце как о частице общего мифа о Париже, городе, ставшем «мировой столицей любовных утех». Валерия понимала, почему отец так настойчиво старается удержать эмоционального и слишком впечатлительного Тони от поездки в этот город.
Но Валерия сочувствовала и брату, который чувствовал себя униженным перед лицом своих друзей. «Уж лучше я буду с ним рядом, — убеждала она себя. — Один он легко может попасть в какую-нибудь неприятную историю, и даже помочь ему тогда будет некому».
И все же мысль об этой поездке пугала ее.
Вечером того же дня Валерия проникла в «лиловый зал», где хранились наряды кузины. Еще не оставив надежды отговорить Тони от его затеи, девушка сама уже мало верила в такую возможность. Она открыла гардероб Гвендолин и подивилась пестроте и роскоши ее туалетов. Трудно было себе представить, каким образом кузина могла достойно одеваться во время своего путешествия, если она оставила в Лондоне все эти сокровища. Валерия подумала, что Гвендолин, вернувшись, может объявить, что все это уже вышло из моды и ее гардероб нуждается в решительном обновлении.
В первую очередь Валерия заинтересовалась вечерними платьями. Она выбрала черное, явно привезенное из Парижа. Оно было отделано прозрачным белым шифоном, который скорее приоткрывал,
