детищем. Золотая наднациональная элита уже устроила янки один триумф в Первой мировой войне. И эта война выдала Европу Штатам если не с головой, то — с вывернутыми карманами.
И вот теперь эта элита, взяв на себя роль автора сценария, готовила Дяде Сэму и себе самой новый подарок в виде новой мировой войны, успех в которой элита могла обеспечить, лишь столкнув националистический Третий рейх и социалистический Советский Союз.
ИМЕЯ в виду именно такую перспективу, посол Англии в СССР Сидс 21 марта 1939 года потребовал у наркома иностранных дел СССР Макса Литвинова срочного приема.
Литвинов вызвал его к себе в 14.30.
— В чем срочность? — осведомился нарком.
— Я только что получил шифровку от нашего посланника в Бухаресте. Он виделся лично с румынским королем, и тот сообщил ему, что Германия выдвигает совершенно недопустимые требования, и что Румыния оказывает сопротивление германскому нажиму, но…
— Но?
— Но она не будет в состоянии это делать бесконечно, если не получит обещания посторонней помощи.
Речь тут шла о нажиме немцев на румын, не склонных подписывать выгодный немцам торговый договор. И, надо полагать, Литвинова распирало от желания назидательно изречь, что, мол, вот они, плоды отказа Европы от той системы коллективной безопасности, которую он так настойчиво рекламировал с трибуны Лиги Наций. С учетом реальностей цена этой идеи была ломаный грош, но Литвинов ею очень гордился.
Тем не менее нарком просто слушал — вполне, впрочем, благосклонно, а Сидс разливался, словно английский жаворонок:
— По поводу создавшегося положения мое правительство держится такого мнения…
Сидс перевел дух и вел дальше:
— Теперь, после поглощения Чехословакии Германией
От этой витиеватой фразы, явно намекающей на то, что и Россия, мол, тоже «не может не считать себя в конечном счете угрожаемой», у тонкого стилиста возникла бы оскомина. Но Литвинову такие слова были слаще меда, и он на речи Сидса согласно покачивал головой. И под эти покачивания Сидс вручил наркому (которому оставалось пребывать в этом качестве месяц с небольшим) проект декларации. Ее предлагалось подписать от имени четырех государств: Великобритании, СССР, Франции и Польши…
Пикантность момента была в том, что, во-первых, Советский Союз призывали поддержать ту боярскую Румынию, которая в 1918 году аннексировала нашу Бессарабию. И эта аннексия была подтверждена Парижским протоколом от 28 октября 1920 года, подписанным Францией, Италией, Японией и… Англией.
Во-вторых, «поглощение» Чехии было запрограммировано Штатами, Францией и, опять-таки, Англией еще в 1919 году в Версале. А окончательно санкционировано в 1938 году в Мюнхене теми же державами (Штатами — закулисно). И еще в мае 38-го года серый кардинал Форин Офис Хорас Вильсон спокойно признавался нашему полпреду Майскому, что Англия ожидает «поглощения» Германией ряда центрально- европейских и даже балканских стран.
Наконец, предлагаемая декларация фактически давала совместные гарантии той панской Польше, которая…
Ну о Польше даже говорить лишний раз не хочется…
Литвинов, однако, проект принял и под конец не удержался, чтобы не уколоть Сидса:
— Мы ведь всегда подчеркивали необходимость профилактических мер, чтобы предотвратить войну.
Проект декларации от 21 марта был так краток, что я его без колебаний приведу полностью:
Несмотря на туманность формулировок, смысл декларации реально был угрожающим только для Германии. Причем в предвидении таких ее действий, которые для СССР были или неопасными, или даже — косвенно, полезными.
Однако уже назавтра, 22 марта, Литвинов вызвал Сидса к 20 часам и заявил:
— Мы солидаризируемся с вами и принимаем вашу формулировку.
Напряженно ожидавший ответа Литвинова (а фактически — Сталина) Сидс оживился. Литвинов же продолжал:
— Мы готовы подписать сразу же, как только Франция и Польша пообещают свои подписи.
Сидс посерьезнел. И уж совсем сник, когда Литвинов закончил:
— Для придания акту особой торжественности и обязательности предлагаем подписать премьер- министрам и министрам иностранных дел всех четырех государств.
Предложение Англии обсуждали на Политбюро, и Литвинов сумел убедить Сталина, что оно приемлемо.
Согласившись с этим, Сталин согласился и с тем, что надо предложить присоединиться к декларации еще и балканским, балтийским и скандинавским странам, включая Финляндию. Учитывая напряженные наши отношения с последней, это было доказательством склонности СССР к миру по всем направлениям своей европейской политики (кроме разве что — германского).
Когда Литвинов сообщил Сидсу о возможном дополнении состава участников декларации, тот, и так уже увядший, радости не испытал, а Литвинов под конец еще и подбавил:
— Предупреждаю, что завтра дадим наш ответ в печать. И действительно, сразу же за беседой последовало Сообщение ТАСС, датированное 22 марта.
В СЛЕДУЮЩИЙ раз Сидс и Литвинов беседовали — надо же так подгадать! — 1 апреля.
Накануне, 31 марта, премьер-министр Чемберлен выступил в палате общин с заявлением о предоставлении гарантий Польше. Чемберлен сообщил, что «в случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах».
Чемберленом было также сказано, что французское правительство уполномочило его разъяснить, что позиция французов аналогична английской.
Дав такие «односторонние» гарантии антисоветской Польше, антисоветские Англия и Франция теперь предлагали Советскому Союзу дать Польше «тоже» односторонние гарантии — как будто нам и делать больше нечего было, как охранять наглые претензии польских панов на отхваченные ими от России в марте 1921 года Западные Украину и Белоруссию…
Вот как раз после всех этих «первоапрельских» европейских фокусов Сидс и появился в кабинете советского наркома.
Литвинов был хмур, холоден и неласков, как мартовский день в запоздалую и метельную весну. Еще бы —любезные его душе англофранцузы подложили ему огромную свинью. Вначале удачно спровоцировали своим проектом декларации так, что Литвинов адвокатствовал за них перед Сталиным, а потом…
А потом «кинули» «Макса», как последнего местечкового болвана… Они-то своей цели добились— СССР выступил с такими публичными заявлениями, которые обеспечивали русским сохранение враждебности к ним Берлина.
Конечно, такая линия была линией самого Литвинова. Но есть же и пределы возможного! Как теперь будет выглядеть старый партийный волк «Папаша» в глазах Сталина, да и вообще всего Политбюро? Да и
