парламента фактически дала правительству карт-бланш на использование против СССР военной силы.
В ответ Москва заявила, что СССР будет рассматривать попытки «свободного лова» в советских водах как нападение на Советский Союз со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Мукден и Цусима вдруг оказались почему-то забытыми. 2 апреля 39-го года Токио подписал протокол о продлении рыболовной конвенции на один год на советских условиях.
Конфликт был временно улажен, но далеко не ликвидирован… И в последний день весны 39-го года, в преддверии жаркого в метеорологическом и — особенно — в политическом отношении лета, Председатель Совета Народных Комиссаров и народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов с кремлевской трибуны заявлял:
— Кажется, уже пора понять кому следует, что Советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских воинских частей на своих границах. Сейчас надо об этом напомнить и в отношении границ Монгольской Народной Республики… Мы серьезно относимся к таким вещам, как договор взаимопомощи… Я должен предупредить, что границу Монгольской Народной Республики, в силу заключенного между нами договора о взаимопомощи, мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную границу…
Однако дело было не только в Японии…
В ТРИДЦАТЫЕ годы состоять в Коммунистической партии было наиболее опасным делом в двух странах — в Японии и Германии.
В Японии это было даже не просто опасным, а смертельно опасным. Там коммунистов нередко казнили, в то время как в Германии тридцатых годов их все же просто сажали в концлагеря.
Поэтому неудивительно, что Антикоминтерновский пакт был заключен 25 ноября 1936 года именно между Японией и Германией, и лишь в 1937 году к нему присоединился дуче, а 24 февраля 1939 года — Венгрия адмирала Хорти и японская марионетка — Маньчжоу-Го с «императором» Пу И.
27 марта 1939 года— накануне вступления войск генерала Франко в Мадрид — пакт подписала и Испания (тогда же она секретно присоединилась к оси «Берлин — Рим»)…
Антикоминтерновский пакт был направлен не против страны реального коммунизма — СССР, а против коммунизма внутри стран-участниц. И Гитлер был готов (и эту готовность не раз подчеркивал) проводить различие между идейной борьбой внутри рейха и межгосударственными отношениями. То есть, будучи антикоммунистом, Гитлер не обязательно числил себя в антисоветчиках. Это нам надо уяснить четко.
Иначе было в Японии… Среди элиты там были сильны не только антикоммунистические настроения, но и настроения антисоветские. И даже не антисоветские, а — антирусские. Императорская Япония не могла забыть победоносные для нее Мукден и Цусиму, и эта ее долгая память питала презрение к возможностям России. Это был тот редкий случай, когда традиционно русской болезнью — шапкозакидательством — болели многие в стране, России враждебной.
Однако в Токио понимали, что против России нужен союзник. Но кто?
США не годились, потому что Япония все более претендовала на ту ведущую роль в Азиатско- Тихоокеанском регионе, которую США— после идиотски-предательской продажи Александром II Русской Америки в 1867 году — давно и привычно отводили себе.
Англия? Элитарная Англия в своем традиционном русофобстве входила в союз с Японией давно, еще в 1901 году заключив с ней союзный по сути договор. Цель его была ясной всем — поощрение курса японских экстремистов на войну с Россией. Именно на английских верфях была построена основная часть того флота, который отправил на дно Цусимского пролива эскадру адмирала Рожественского весной 1905 года.
Но само это соглашение стало результатом улаживания конфликта Японии и Англии, постепенно возникшего в оккупированной Японией части Китая, да и вообще в Тихом океане.
То есть Англия в надежные союзницы не годилась (да и могла ли Англия быть таковой в принципе?).
Франция? Франция — и это становилось все очевиднее— не могла толком помочь даже сама себе…
Италия не имела серьезного самостоятельного значения без Германии…
Итак, блокироваться надо было с Германией, и блокироваться против России. А вот этого Гитлер хотел не очень-то, хотя уверял японцев скорее в обратном.
26 апреля 1939 года Риббентроп направил германскому послу в Японии Ойгену Отту очередную, но далеко не рядовую шифрованную телеграмму.
Министр иностранных дел вводил посла в курс весьма тонких обстоятельств, сообщая, что уже длительное время между Берлином, Римом и Токио ведутся тайные переговоры о заключении военного союза.
Первые разговоры об этом завел летом 1938 года генерал Хироси Осима—тогда еще военный атташе Японии в Берлине… И предложения Осимы вначале выглядели как чисто оборонительные — там шла речь о поддержке при угрозе «извне», при «неспровоцированном нападении со стороны другой державы».
Об Осиме иногда говорили, что он порой производил впечатление более убежденного нациста, чем сами нацисты, и это было не так уж далеко от истины. Осима был природной «военной косточкой» (отец в 1916— 1918 годах занимал пост военного министра), человеком чести и принципов. С такими людьми приятно — если можно так выразиться — враждовать, но еще приятнее — дружить.
В том же 38-м Осиму произвели в генерал-лейтенанты и назначили послом в Берлине. И он еще более активно стал продвигать идею тройственного пакта. Однако тут возникли сложности. Японское правительство хотело привязать обязательство по оказанию взаимной поддержки исключительно к случаю войны с Россией и соответственно ориентировало Осиму и посла в Риме Сиратори.
Токио, однако, не был склонен договариваться «вообще», и в апреле 1939 года оттуда пришло в Берлин предложение, суть которого в шифровке была изложена так:
Далее Отт с японских слов пояснял:
Однако Гитлеру в преддверии возможной войны с Западом отнюдь не улыбалось трансформировать антикоммунистические договоренности в чисто антисоветские — без направленности против англофранцузов прежде всего. Не был склонен к такому варианту и Муссолини.
Осима и Сиратори это понимали — почему и были в своей позиции так категоричны.
Сообщая обо всех сложившихся обстоятельствах Отту, Риббентроп в конце шифровки предупреждал:
Отт эту инструкцию-то выполнил, но ум — хорошо, а два — лучше. И вторым умом у посла был блестящий аналитик, не раз уже его выручавший, помогавший готовить донесения в Берлин и