обстоятельств.
Добавление, которого желал мой приятель, последовало быстрее и в бесконечно более трагической форме, чем он мог себе вообразить. На следующее утро я еще одевался в своей спальне, когда в мою дверь постучались, и ко мне вошел Холмс с телеграммой в руке. Он громко прочел ее:
— «Приезжайте немедленно, 131, Питт-Стрит, Кенсингтон. Лестрад».
— Что же это такое?— спросил я.
— Не знаю. Мало ли что может быть! Но я подозреваю, что это продолжение истории разбитых бюстов. В данном случае сокрушитель изображение Наполеона начал свои операции в другом квартале Лондона. На столе готов кофе, Ватсон, а у крыльца меня ждет кэб.
Через полчаса мы достигли Пит-Стрита, мирного затишья, как раз позади одного из самых стремительных потоков лондонской жизни. № 131 представлял собою одно из ряда плоских, почтенных и самых неромантических жилищ. Когда мы подъехали к нему, то увидали, что заборы на противоположной стороне улицы окаймлены любопытной толпой. Холмс свистнул.
— Клянусь Георгием,— воскликнул он,— тут по меньшей мере покушение на убийство! Только это одно может удержать лондонского посыльного. Какое-нибудь злодейство явно читается в согнутой спине и вытянутой шее этого малого. Что это значить, Ватсон? Верхние ступени крыльца окачены водою, тогда как остальные сухи. Но во всяком случае следов имеется достаточно! Да вот и сам Лестрад у окна на улицу; сейчас мы разузнаем все.
Инспектор встретил нас с весьма серьезным видом и провел в гостиную, где мы нашли крайне взволнованного пожилого господина в фланелевом халате; взъерошенный, немытый, он прохаживался нервными шагами взад и вперед. Этот субъект был представлен нам в качестве владельца дома, м-ра Гораса Гаркера, одного из сотрудников «Центрального Синдиката Печати».
— Новая история с Наполеоновским бюстом,— сказал Лестрадъ.— Вчера вечером это дело, по- видимому, заинтересовало вас, м-р Холмс, и я подумал, что, может быть, вы пожелаете присутствовать здесь, когда странное приключение приняло несравненно более серьезный оборот.
— А к чему оно привело на этот раз?
— К убийству. М-р Гаркер, не расскажете ли вы в точности этим джентльмэнам, что у вас произошло?
Человек в халате повернулся к нам с самой унылой миной.
— Необычайная вещь!— заговорил он. — Всю свою жизнь собирал я новости о других людях, а теперь, когда настоящая новость повстречалась мне самому, я до того сбит с толку и расстроен, что не способен связать двух слов. Если бы я пришел в качестве журналиста, то интервьюировал бы самого себя, после чего напечатал бы по два столбца в каждой вечерней газете. Но в теперешнем настроение я бросаю на ветер ценный материал, по нескольку раз повторяя мою историю целому ряду посторонних лиц, и не могу воспользоваться ею сам! Впрочем, ваше имя мне знакомо, м-р Шерлок Холмс, и если вы только объясните это странное происшествие, я буду вознагражден за свой непроизводительный труд.
Холмс опустился в кресло и сталь слушать.
— Все это, по-видимому, концентрируется вокруг бюста Наполеона, купленного мною вот для этой самой комнаты месяца четыре назад. Он приобретен мною за бесценок у братьев Гардинг, через два дома от станции Гай-Стрита. Большую часть моей журнальной работы я исполняю ночью и зачастую пишу до утра. Так было и сегодня. Я сидел у себя в спальне, в верхнем этаже дома, окнами во двор; около трех часов меня встревожил какой-то шум внизу. Я прислушался, но шум не повторился, и мне пришло в голову, что он донесся с улицы. Вдруг, несколько минуть спустя, раздался ужасный вопль, страшнее которого я ничего не слыхивал, м-р Холмс. Он будет отдаваться у меня в ушах, пока я жив. Минуту или две сидел я, оледенев от ужаса, потом схватил кочергу и спустился вниз. Войдя в комнату, я увидал, что окно распахнуто настежь, и заметил исчезновение бюста с камина. Зачем понадобилось ночному вору стащить подобный предмет, остается для меня совершенно непонятным, потому что то был гипсовый слепок, не имевший действительной ценности.
Вы можете убедиться сами, что из этого отворенного окна удобно шагнуть на крыльцо. Так, вероятно, и поступил грабитель; поэтому я обошел кругом и отворил дверь. Выйдя из нее в темноту, я чуть не упал, споткнувшись о труп, распростертый у моих ног. Сбегав за свечей, я увидел несчастного человека с зияющей раной в горле, который плавал в крови. Зарезанный лежал навзничь с согнутыми коленями и ужасно разинутым ртом. Его лицо будет пугать меня во сне. Я только успел свистнуть в мой полицейский свисток, как, должно быть, лишился чувств, потому что не помнил ничего более до той минуты, когда я очнулся и увидал полисмэна, стоявшего надо мной в сенях.
— Хорошо, но кто же был убитый человек?— спросил Холмс.
— На это нет никаких указаний,— отвечал Лестрадъ,— Вы увидите труп в покойницкой, но до сих пор мы не сделали ничего для открытия личности убитого. Это высокие загорелый мужчина, очень сильного сложения, не старше тридцати лет. Одет бедно, однако, не по-крестьянски. Нож с роговой рукояткой валялся возле него в луже крови. Послужил ли он орудием убийства или принадлежал убитому, я не знаю. На его одежде не было имени, а в его карманах не нашлось ничего, кроме яблока, бечевки, карты Лондона в шиллинг и фотографической карточки. Вот она.
То был, очевидно, моментальный снимок малой камеры. Он представлял бойкого, похожего на обезьяну человека, с резкими чертами. Густые нависшие брови и сильно выдававшаяся вперед нижняя часть лица придавали ему сходство с бабуином.
— А что сделалось с бюстом? — спросил Холмс, тщательно всмотревшись в карточку.
— Мы получили сведены о нем как раз перед вашим приходом. Он был найден в палисаднике одного необитаемого дома на Кемпден-Гоуз-Роде и оказался раздробленным в куски. Я сейчас иду взглянуть на него. Не желаете ли и вы пойти со мною?
— Конечно. Я только осмотрюсь немного здесь.
И Холмс принялся за осмотр ковра перед камином и окошка.
— Преступник должен обладать или необычайно длинными ногами или замечательным проворством,— сказал он.— Немалый фокус, повиснув над пустым пространством, ухватиться за оконный карниз и отворить раму. Вылезти из окна было сравнительно проще. Вы пойдете с нами посмотреть осколки вашего бюста, м-р Гаркер?
Неутешный журналист подсел между тем к письменному столу.
— Мне все-таки надо попытаться написать что-нибудь об этом происшествии,— отвечал он,— хотя я уверен, что первые издание вечерних газета успели выйти со всеми подробностями. Такое уж мое счастье! Помните, как однажды в Донкастере рухнули подмостки? Представьте же себе, я был единственным журналистом на этих подмостках, и моя газета оказалась единственной, где не был напечатан отчет о случившемся, так как я был слишком потрясен, чтобы описать это происшествие. Теперь же я опоздаю с известием об убийстве, которое совершилось на крыльце моего собственного дома!
Когда мы выходили из комнаты, то услыхали скрип пера, проворно бегавшего по бумаге.
Место, где были найдены осколки бюста, отстояло всего на несколько сот ярдов от жилища Гаркера. Изображение великого императора, внушавшего, по-видимому, такую фанатическую и разрушительную ненависть незнакомцу, валялось на земле, раздробленное в мелке кусочки. Гипсовые черепки усыпали зеленую траву, побелевшую от известковой пыли. Холмс поднял некоторые из них и тщательно разглядывал.
По этой пристальности и сосредоточенному виду моего приятеля я стал догадываться, что он напал, наконец, на руководящую нить.
— Ну, что же?— спросил Лестрад.
— Мы далеки еще от истины, — отвечал Шерлок.— А между тем... между тем... перед нами несколько внушительных фактов, на которые можно опереться. Обладание этим ничтожным бюстом было для странного преступника дороже человеческой жизни. Вот уже один пункт. Затем есть другое, не менее удивительное обстоятельство. Почему он не разбил этой вещи в доме или у самого дома, если его единственной целью было истреблять изображены Наполеона?
— Он растерялся и был испуган, неожиданно наткнувшись на свидетеля. Вероятнее всего, что убийца действовал бессознательно.
— Допустим; это отчасти правдоподобно. Но я хочу обратить ваше особое внимание на положение
