посетил Вашингтон в январе 1973 года и провел там переговоры со своим американским коллегой Генри Киссинджером. На повестке дня снова стоял вопрос о возможности примирения Египта с Израилем, но если два года назад предложение Ярринга не увязывалось с т. н. 'палестинской проблемой', то теперь условием полной нормализации отношений и обмена послами египтяне поставили общее урегулирование арабо- израильского конфликта, что подразумевало также и удовлетворение палестинских требований, совершенно невозможное с точки зрения израильского руководства.
Принятое за полгода до этого решение Садата вывести из Египта основную часть советского военного персонала явилось предвестием последующих шагов в русле сближения с Вашингтоном. Это еще не был открытый разрыв Каира с Кремлем. Из Египта были выведены советские воинские части, но советские военные специалисты и офицеры-инструкторы остались в стране. Также и поток советских военных поставок в Египет продолжался в 1972–1973 гг. Но в Москве понимали, что тенденция к сближению Египта с Соединенными Штатами имеет объективную причину, связанную с тем, что Кремль не может предложить Каиру никаких каналов политического влияния на Израиль. В связи с этим советская сторона предложила Израилю провести тайные переговоры по политическим вопросам, и такие переговоры действительно велись в Вене в 1972 — начале 1973 гг. Советскую делегацию на них возглавлял Евгений Примаков, статус которого определял не занимаемый им пост (формально Примаков был тогда заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений АН СССР), а полномочия, предоставленные ему высшим руководством СССР. С израильской стороны переговоры вела делегация во главе с генеральным директором министерства главы правительства Мордехаем Газитом.
Основной интерес советской стороны на этих переговорах состоял в том, чтобы убедить Израиль в невозможности обойтись одним только американским посредничеством и получить от его руководства согласие на предъявление арабам определенных предложений по мирному урегулированию ближневосточного конфликта. Согласованной формулы таких предложений в ходе переговоров установлено не было, но в целом переговорный процесс создал у израильтян впечатление о том, что Советский Союз оказывает сдерживающее влияние на Египет и, во всяком случае, не подталкивает его на данном этапе к новой войне. Это позволяло строить известные надежды в связи с американо-египетским каналом переговоров, хотя Каиром уже и не предлагалось на них заключение договорного мира.
Таким был общий политический фон 'концепции', ослепившей осенью 1973 года АМАН и израильское руководство в целом. Но освещение данной темы будет совершенно недостаточным без упоминания о том, что стало восприниматься со временем — если не всеми, то многими — как чрезвычайно успешная египетская игра с целью дезориентации Израиля.
Здесь нужно сразу сказать, что события, о которых пойдет речь ниже, остаются предметом ожесточенных споров между ветеранами израильских спецслужб. В этих спорах ряд ветеранов АМАНа отстаивает точку зрения, согласно которой Моссад и вместе с ним остальные звенья израильского разведсообщества стали жертвой египетского обмана. Главным выразителем данной теории является Эли Зеира, возглавлявший АМАН в 1972–1973 гг. и признанный комиссией Аграната одним из главных виновников израильских неудач в начальный период Войны Судного дня. Ветераны Мосада, напротив, склонны считать, что никакой египетской спецоперации не было, и обвиняют Зеиру в том, что он придумал ее, чтобы снять с себя вину за провал 1973 года.
Так или иначе, ключевая роль в событиях, ставших предметом вышеупомянутых споров, принадлежала Ашрафу Маруану, зятю египетского президента Насера, ставшему затем доверенным лицом его преемника Садата. Маруан предложил свои услуги Моссаду весной 1969 года. Связавшись с израильским посольством в Лондоне, он попросил о встрече с местным представителем израильской разведки. Получив отказ, он несколько раз повторно обращался в посольство с той же просьбой и в конце концов добился встречи с Шмуэлем Гореном, возглавляшим тогда европейскую резидентуру Моссада. Произведенная проверка показала, что Ашраф Маруан ведет легкомысленный и расточительный образ жизни, тратит крупные суммы денег и часто испытывает в связи с этим финансовые трудности. При встрече с Гореном Маруан говорил о своем политическом разочаровании в связи с разгромом арабских армий в 1967 году, но при это он недвусмысленно дал понять, что главным мотивом, толкающим его к сотрудничеству с Израилем, является заинтересованность в денежном вознаграждении. Он потребовал платить ему по 100 тысяч долларов за каждую встречу с израильтянами, пообещав, что его израильские конфиденты не будут разочарованы результатами этих встреч.
В Моссаде, разумеется, опасались подвоха, всегда вероятного в ситуации, когда предложение о сотрудничестве исходит от будущего агента. Были предприняты возможные в тех условиях меры с целью составить максимально полное впечатление о личности Маруана, его связях и мотивации. После некоторых колебаний в Моссаде решили рискнуть: египетскому прожигателю жизни было предложено доказать серьезность его намерений и возможностей. Уже первые предоставленные им документы обладали огромной ценностью, причем их аутентичность была подтверждена, насколько это возможно, дополнительными проверками. К числу этих документов принадлежали и протоколы советско-египетских переговоров, состоявшихся в ходе тайного визита Насера в Москву в январе 1970 года.
Связь с Ашрафом Маруаном представлялась столь серьезной и перспективной, что с ним встретился лично Цви Замир, бывший в то время директором Моссада. На основе состоявшейся между ними беседы Замир, подобно Шмуэлю Горену, пришел к выводу о целесообразности дальнейшего сотрудничества с египтянином. В последующий период встречи с Маруаном, регулярно выезжавшим из Египта в европейские страны, проводились офицером Моссада по кличке 'Миша' раз в два-три месяца, будучи неизменно продуктивными в плане поставлявшейся агентом информации. В некоторых случаях 'Мишу' сопровождал начальник египетского отдела израильской военной разведки (АМАН).
Поставляя достоверную информацию исключительной важности, Ашраф Маруан стал в 1970–1973 гг. ценнейшим агентом израильской разведки в Каире (в последовавших много лет спустя публикациях израильских СМИ Маруан стал упоминаться как 'агент Вавилон', и так же он будет именоваться здесь, хотя его реальная агентурная кличка была иной). Качество и значение поставлявшейся им информации были столь велики, что в работе с ней стало нарушаться важное правило, действующее обычно в отношении сведений, получаемых из агентурных источников. В нормальной ситуации сведения такого рода поступают на изучение высшей аналитической инстанции, каковой является в Израиле Аналитический отдел Разведуправления Генштаба. Эта инстанция, оценивая всю поступающую к ней информацию, составляет военные и военно-политические донесения руководству страны. Но сообщения, исходившие от Маруана, стали со временем поступать 'в сыром виде' к руководителям государства (Голде Меир, Моше Даяну, Исраэлю Галили) и к некоторым генералам ЦАХАЛа. Этим неизбежным образом определялись особый вес данного источника и особое доверие к поставляемой им информации.
Распорядившись о столь необычном порядке работы с 'сырой' информацией Маруана, Замир исходил из того, что она, в силу своей исключительной важности, заслуживает представления руководству страны без предварительной обработки аналитиками военной разведки. АМАН, со своей стороны, был весьма недоволен таким порядком вещей. В некоторый момент Аарон Ярив, возглавлявший АМАН в 1964–1972 гг., настоял на прекращении практики, допускавшей знакомство руководителей государства с 'сырой' информацией Маруана, но его решению резко воспротивился Моше Даян, и ситуация вернулась в прежнее русло.
Предположение о том, что Ашраф Маруан является двойным агентом или, хуже того, специально подосланным дезинформатором, неоднократно возникало в АМАНе и Моссаде, но подтверждавшаяся иными источниками достоверность поставляемых им сведений всякий раз приводила к тому, что это предположение отвергалось. Позже анализ его сообщений привел некоторых израильских исследователей к выводу о том, что они в огромной мере способствовали воцарению 'концепции'. О том же говорил и Моше Даян в своем интервью газете 'Едиот ахронот', опубликованном 27 апреля 1997 года, через двадцать лет после того, как оно было дано:
'Эта концепция не была изобретением какого-нибудь сумасшедшего гения в АМАНе, или лично главы АМАНа, или министра обороны. Она сложилась у нас на основе очень надежной информации, лучше которой, как мы считали тогда, добыть невозможно… Эта информация, послужившая основой концепции, проверялась всеми возможными способами, причем ее достоверность и точность всякий раз подтверждались. Я могу сказать с полной уверенностью, что любая разведывательная служба в мире и любой министр обороны или начальник генерального штаба, получи он подобную информацию и знай он,
